– Я бы высмеяла тебя за то, что ты ведешь себя как мой отец, но мы оба знаем, что случается с людьми, которым не повезло быть моей семьей, – сказала Карлоу. Ее голос дрогнул. Она рассмеялась. – Раньше тебе было все равно.
– Раньше ты не была такой безрассудной.
Наверное, он имел в виду «не была безрассудной до смерти Поппи».
– Зачем ты это делаешь? – прошептала Карлоу. – Я не могу. Ты знаешь, что случается с теми, кого я люблю.
– Сердце – это сад, а садовник не всегда контролирует то, что пускает корни и растет, – сказал Крик. Никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. – Твое проклятие не должно было передаваться по наследству.
– Ну, – сказала она, – когда мы все испортим и случайно разрушим Дверь, ты можешь сказать это Грешному, который его наложил, прежде чем я убью его.
– Он заслуживает этого, но, Франциска Карлоу, проклятие так не снять, – сказал он, ее имя прозвучало в паузе между его учащенным дыханием. – Я бы знал, если бы это было так.
– Это потому, что два года назад ты не смог снять свое? – Она издала лающий смешок. – Нам с тобой суждено провести вместе целую вечность.
– Франциска, я не…
В коридоре хлопнула дверь, и его голос оборвался. Дверь Карлоу закрылась. По коридору прогрохотало не меньше десятка человек. Я сбросила одеяло и натянула платье через голову. Когда я надевала пальто, в мою дверь постучали.
– Да как он посмел устанавливать замки, – раздался нежный голос Расколотого суверена. – Лорена, мне нужно с тобой поговорить.
– Одну минуту, ваше превосходительство, – я протопала к двери, чтобы она наверняка услышала, что я не избегаю ее, и сунула бухгалтерские книги и заметки по делу Уилла под одеяло. – Простите. Сегодня я долго просыпалась.
Когда я открыла дверь, она смотрела на меня сверху вниз, несмотря на то что я была выше.
– Да, – сказала она, окидывая взглядом всю комнату позади меня. – Так моя Дверь действует на людей.
Позади нее стояла целая толпа стражников и наследник. Его красные очки были надвинуты на глаза, а черные волосы были собраны в гладкий пучок. Воротник рубашки мог порезать ему подбородок. Даже его губы были сжаты в тонкую линию.
– Проходите – или вы хотите пойти куда-то еще? – спросила я, склонив голову.
– Я хочу, чтобы ты поклонилась мне должным образом, – она склонила голову – не поклон, но приказ. – Ты слишком неотесана, чтобы быть единственной двуосененной кроме меня. Мы это исправим. – Я опустилась на колени и прижалась головой к полу. Вздохнув, она несколько раз притопнула ногой. Я встала, склонив голову.
– Хорошо, – она улыбнулась, не показав зубы, и похлопала меня по руке. – Принеси еще один стул.
В голове раздался голос мамы: «Берегись существ, которые прячут свои зубы».
Один из стражников очень быстро вышел из комнаты. Я старалась не смотреть на наследника. Его мать скользнула мимо меня и села за мой стол, ткань ее расклешенных белых штанов опустилась на пол подобно снегу. Один стражник поставил перед ней накрытый поднос, а другой поставил у моего стола еще один стул. Я села, прижав свою шинель к животу. Пальто Джулиана лежало на краю кровати.
– Мы обсудим твои знания, – сказала она, взмахом руки показывая, чтобы все остальные вышли из комнаты, – а потом я научу тебя тому, чего ты не знаешь.
Я взглянула на наследника. Он неподвижно стоял у стены позади матери.
– Итак, – суверен указала на поднос на моем столе и пододвинула к себе чашку чая с молоком. – Ты ведь умеешь исцелять себя?
Я кивнула.
– Хорошо, – сказала она. – Ешь.
На внешней стороне подноса были аккуратно разложены ломтики медленно испеченного черного хлеба. Остальную поверхность занимали вареные яйца, обжаренные помидоры и твердый желтый сыр. Яйца-пашот покачивались в ложбинке блюдца, их оранжевые желтки были испещрены толстыми хлопьями соли, а рядом с ними лежали ломтики поджаренного белого хлеба. Было даже три маленьких пирожных с цукатами.
– Я рада, – пробормотала суверен с пугающей мечтательностью в голосе, – что чай у нас появился до того, как нас отрезали от остального мира.
Тарелок не было, только два ножа и две ложки, и суверен не взяла ни то, ни другое.
– Да, ваше превосходительство, – сказала я и съела помидор. – Чему вы хотите меня научить?
– Мне любопытно, – она подняла нож и повертела его точно так, как всегда делал наследник. – У всех осененных есть предпочтения – физические или нефизические жертвы?
– Нефизические, – сказала я, и наследник сжал челюсти.
– Это не подходит для большинства травм. – Суверен сделала глоток чая, облизнула губы и проткнула руку ножом. – Если я использую относительно простой контракт, чтобы пожертвовать чувством и уничтожить вот это…
У наследника перехватило дыхание. Я замерла, одной рукой сжимая ложку. Суверен даже не взглянула на него; она не сводила глаз с меня – и нож в ее руке начал разрушаться. Ее творец медленно приводил контракт в действие, оставляя после себя рваную и кровоточащую дыру. Наследник прислонился затылком к стене.