Что-нибудь такое

И родители, чуть отстав, идут, скоро дом, посмеиваются, дочь влюбилась, вся пылает. Идти бы так вечно, только руку не убирай.

И небо в алмазах.

Копеечка

На прогулке, был сильный мороз, я встретила ее. Она жевала булочку, отрывая куски деснами сухого замерзшего рта, потом начала играть снова, на неиграющей гармошке, древней, потертой. Раздувала, как настоящую, сдвигала, прикрывала в музыкальном экстазе глаза, хмурилась, сопела, улетала с улыбкой в небеса, как великий маэстро. Смотрела там, внутри себя, мультики про красивую жизнь и про копеечку.

– Копеечку дашь?

И долго пристраивала, вертела мою бумажку.

– Не знаю, куда твой е….й полтинник сунуть, – как-то зло буркнула она.

– Кто играть вас научил?

– Саша, – ответила она и немного смутилась.

Какой прекрасный исчерпывающий ответ. Саша…

И эта то ли бабуля, то ли женщина, эта блаженная снова беззвучно заиграла, прикрыв глазки.

Ибо ей уже принадлежит царствие небесное.

Никогда не увижу

Не так давно, совсем недавно, сине-красная «Ласточка», уютная, теплая, мягкая, с девушками и их чипсами, горячим кофе, чаем таким и сяким, шоколадом…

Наша эта электричка вдруг остановилась на какой-то станции и долго стояла, минут сорок, наверное. Кого-то ждала, или положено так по расписанию, или встречный еще не прошел, не понимаю в этом.

И все эти сорок минут – зима за окном, снег, минус одиннадцать, мне внутри и всем тепло, – все эти минуты я смотрела за окно, где темно и холодно.

Там, рядом, стоял какой-то паровоз или тепловоз, совсем я ничего в этом не понимаю, не пассажирский поезд, а с цистернами состав. Тоже стоял.

И прямо перед моим окном два парня, в вязаных шапках, в каких-то телогрейках, сбивали лед. Лед они сбивали со всех сторон, со всех выступов, со всех маленьких даже кругов каких-то. Один сбивает с одной стороны, потопчется, ноги замерзли, на руки подует и снова берет лом или что это – и снова сбивает. Льда много… А второй с другой стороны то же самое делает.

И так они вдохновенно и не кривясь, так серьезно и заботливо сбивали лед с этого металла, как будто всю жизнь мечтали только об этом, сбивать лед в минус одиннадцать в полной темноте.

Собьют, полюбуются своей работой, опять сбивают.

Один другому что-то говорит, рукой показывает – вон еще… сбей. Тот кивает и опять сосредоточенно сбивает этот бесконечный российский лед на цистерне. Наверное, инструкция такая, или товар испортится, или состав не двинется, но зачем-то сбивают.

Я просто загляделась, сидя в своем мягком теплом кресле. Провалилась в эту картину. И вдруг в этом же окне увидела отражение девушки, которая сидела через ряд от меня, но на креслах, которые против движения, лицом ко мне сидела, ее отражение в окне я и увидела.

Она была симпатичная, юная женщина, что-то совсем недавно пережившая, и еще не пришла в себя, смотрела в одну точку очень долго, всю дорогу, около трех часов в одну точку, в случившееся смотрела. Печальна была и даже потрясена как будто чем-то… В ступоре.

Волосы распущенные, пшеничные, писать портрет можно было, так не шелохнувшись и углубившись в себя она сидела. Потрясенная.

Никогда не узнаю, что случилось у нее. И про парней тех, которые лед сбивали в темноте на сильном морозе, – никогда не узнаю ничего. И не увижу больше никогда.

Кашка на воде

Вчера я ждала гостя, врача и симпатичного человека.

Я колдовала над вкуснейшим армянским супом с грибами, я купила молдавской баранины и сделала с ума сводящий плов с узбекскими приправами. Я сварила компот из свежих ягод, пирог с малиной испекла и разные пирожки с разными начинками. К супу купила сметану, в которой ложка стоит.

…Когда я жила в Эстонии, эстонцы часто говорили: «До прихода русских у нас все было, а в сметане ложка стояла, сейчас ничего в ней не стоит, от вашей оккупации».

В общем, купила я эту стоячую сметану, выложила, потому что она не льется, в серебряный соусник, хотя не серебряный, конечно. Только цвет такой. Накрыла стол, фужеры арабские хрустальные из цветного хрусталя поставила, в Акко купила, волшебные… Сижу жду.

А надо сказать, что гость мой по телефону сказал: «Ничего не готовь, так, посидим, чайку попьем». Но кто же всерьез про чаёк слушает. Вежливый, вот и сказал. На чаёк я никого не зову, пусть дома чай пьют.

И вот звонок в дверь.

И гость все это увидел, гастрономическую эту живопись, носом повел и печально говорит: «Ну вот зачем… Я же ничего, кроме овсяной каши на воде, не ем. Честно, не обижайся. Проблемы у меня со здоровьем некоторые».

Я стою и молчу, даже крикнуть не могу, от усталости и сожаления.

А он увидел мое лицо, глаза то есть, и напоминает виновато:

– Я же честно предупредил. Только чайку, поговорим просто, люблю с тобой говорить.

Я села и смотрю в даль оконную. А он на меня. И вдруг как крикнет:

– Да пошло оно все! Давай. Одну, буквально одну ложку супа. И всё!

Я ожила, реанимировалась, налила два половника супа, он ест и думает, что это одна ложка. И нахваливает. А про сметану я и вымолвить боюсь. В ней же ложка стоит, жирная, а у него поджелудочная… Молчу и даже не вынимаю из холодильника.