Что-нибудь такое

– Это морошка? – спрашиваю.

Засмеялся и говорит:

– Не, ну ты неплохо пишешь, но все же не Пушкин, не Пушкин…

И мы смеялись потом много, и время остановилось. Оно всегда останавливается, когда настоящее…

А он считает, что лучше не родиться.

А как же этот смех?

Было и прошло

Там еще все неузнаваемо молодые, а некоторые к тому же еще живые. Даль, Ефремов, Миронов…

Это я, как будто впервые, посмотрела «Мой младший брат» по «Звездному билету» Аксенова…

Тогда мне было шесть лет, когда фильм вышел, а в Таллине я окажусь через одиннадцать. А в том рыболовецком колхозе, куда рванули на заработки звездные аксеновские мальчики, я буду работать… тоже. С ума сойти.

А думала, что все из памяти вытащила и рассказала, кроме того, что никогда не расскажу.

Рыболовецкий колхоз имени Кирова в Эстонии…

Тут что ни слово, то шедевр… Это теперь так кажется, а тогда даже не замечали, да-а-а…

Эстонский колхоз имени Кирова. Сама-то поняла, что написала? Ха-ха. Но это факт. История. История.

Ехать надо было рано утром, колхоз за городом, там школа деревенская, деревянная, там малыши заспанные, дети рыбаков, с утренними молочными деревенскими запахами ротиков… Они еще спят, но уже дисциплинированные. Мордахи совсем негородские, вот как это, а? Пятнадцать минут до центра Таллина, а лица другие, маленькие мужички с еще не замороженными, как у городских детей, лицами. Чудесные, сказочные персонажи. Я их русскому учила.

Они не выговаривают шипящие, поэтому никак не могли произнести «тысяча».

Тысица. Тысиса. Тыциса.

Наконец один мальчишка, все руку тянул, сказал: «Я смогу». Нет, вот так: «Я смокку!»

Валяй, говорю ему.

Он встал, приготовился, выдохнул и громко, победно произнес: «Тсысиса!» Дети повалились на парты.

Неудивительно, что они потом отделились от нас, язык сломаешь…

Директор был высокий, с длинными руками, несуразный добродушный буратино, не из дерева только, а как будто из морских валунов вытесанный, что лежали на берегу залива под окнами школы.

Обветренное лицо рыбака, а должен был отвечать за колхозную школу с ее женским с поджатыми губами коллективом. Женщины эти в учительской меня не замечали, только здоровались, и тут же пили свой вечный кофе с вечной булочкой и творожным пирожным. Я была молодая и зачем-то перлась через весь город, потом долго ехала вдоль моря, потом уже в колхоз, чтобы учить зачем-то детей эстонских рыбаков пришлому языку. Поэтому молча меня встречала каждый раз учительская.

Только директор как бы извинялся все время за эти поджатые губы и приобнимал меня по-отцовски. Все понимал.

А у меня до сих пор ощущение, что он втайне хотел быть рыбаком, а не работником просвещения с кучей отчетов органам образования, и чтобы ветер морской в лицо, и мужики рядом, а не бабский коллектив с бледными губами, отхлебывающими на переменах горячий кофе.

…Однажды мне один хозяин жизни с покер-фейсом, владелец бензоколонок в 90-х, признался, что на самом деле всю жизнь мечтает быть дальнобойщиком, и затопил слезами всю мою квартиру, забыв про немигающий взгляд сильного человека. А еще одна учительница начальных классов сказала, что на самом деле всю жизнь мечтала быть девочкой по вызову… Так и с этим рыболовецким директором школы, наверное…

Но я любила ездить туда, потому что такой красоты, когда выходишь после работы, а вокруг только море, валуны, чайки, сосны, тишина и небо, как будто еще библейские времена и ты Ева, – такой красоты я больше не помню. И ветер, как же я его люблю.

…Много раз приезжала в Таллин потом и еще потом, но ни разу не съездила туда, боялась… Что поблекла я и красота эта тоже. «Никогда не возвращайтесь в прежние места» – это я помнила. Но вот вчера вернулась, неожиданно, в этом фильме. Там Збруев и эстонская девушка. И эстонские рыбаки. И тот колхоз.

Все же вернулась, все же вспомнила, все вспомнила явственно… Запах моря, утренних детишек и печку в деревенской школе.

А я маленький такой

Есть дни, когда ты совершенно голая, никакими наростами не покрытая, беззащитная и ни на что не способная. Дитя малое и заторможенное. Полный ноль.

И тогда слетаются на твой почти труп Они.

Они – это те, которые… когда ты уверенна и спокойна, все тебе под силу и весь земной шар твой, улыбаются, заискивают, стараются угадать и угодить. Приветливы и тихи.

Но если голая и дитя, то Они коршуны, и ты их легкая добыча.

Была еще недавно у меня любимый парикмахер, хорошо стригла, улыбалась, чаевые любила мои и меня за это.

А тут я захожу не так давно, как раз день такой был, когда голая и без страховки, вот-вот упадешь и никто не заметит и не заплачет, а она это сразу почувствовала и тоном завуча ПТУ говорит мне:

– А что это у нас за цвет такой? А? Я спрашиваю – что за цвет?

– А что? – лепечу я. – Плохой? Не идет? – И прямо боюсь ее. А она мне в дочки годится.

– Не идет?! Да не то слово! Кто же в черный красит в вашем возрасте? Чтобы еще старее выглядеть?

Ну, тут я вообще превратилась в точку и тихо сижу. Хотя на самом деле лежу, поверженная. Ненавижу себя и жизнь.