Что-нибудь такое

Они там долго не отвечали, за это время я поставила десятки лайков, чтобы помнили. И наконец: «Слушаем!»

А я молчу. Ничего уже не болит. Вообще ничего. Прекрасно себя чувствую, еще и волосы блестят черным, еще и этот розовый комплект…

И я поняла, что давно надо было домыть посуду в раковине, отмыть чайник и плиту, сменить постель, вытащить лучшее полотенце и эротический комплект для самозанятых, – и всё. Ты снова готова крикнуть… Как это там было…

Узнаю тебя жизнь. Принимаю и приветствую!

До следующего раза, который (пусть!) всем таким же безумицам сигналит только об одном – пора волосы покрасить наконец. Чайник отмыть. И не прятать красивые полотенца на случай гостей.

Занавеска

Однажды я была на даче, где мне сказали: ничего не делай, вообще ничего, только отдыхай.

И я жила одна в пятиметровой комнате, там была кровать у стены, мягкая, и тумбочка. Всё.

На тумбочке лежала книга, которую я взяла с собой, но ни разу не открыла.

Вместо книги я… не могла оторваться от окошка, на котором слегка колыхалась белая в синий цветочек, ситцевая, короткая занавеска. Невозможно было оторвать глаз от этого колыхания, завораживающего, от приоткрытого окна с видом на луг с редкими полевыми цветами, от свежего слабого ветра, у которого были силы только на эту легкую занавеску.

Было тихо, головой к двери я лежала и часами смотрела на это окошко. На то, что приоткрывалось, когда начинала колыхаться занавеска. И не единого звука. Как будто тут заканчивался мир.

Сыну было шесть лет, и он бегал к какой-то илистой луже с удочкой, которую мы ему специально купили, и добросовестно ждал клева. Наконец поймал первую в жизни рыбку и с криком «я поймал, я поймал, мама, я поймал!» бежал по тропинке ко мне, как бегут по полю футболисты, забившие победный гол, счастливые.

Потом он отпустил эту рыбу, пожалел ее, и горько плакал, когда кто-то из взрослых пацанов в этой деревне сказал ему, что ни фига ты ее на спас, потому что губу уже порвал крючком и она погибнет.

Больше сын рыбу не ловил.

А я так и не прочитала тогда эту книгу. И тогда же поняла, что такая тишина… и эта ситцевая занавеска на приоткрытом окне с видом на цветочный луг, и ветерок этот летний, обдающий прохладой мои голые ступни, дают моей душе едва ли не больше сотен прекрасных книг.

Могло не быть

Тогда мы проснулись от нечеловеческого душераздирающего крика в подъезде. Муж тут же вскочил и стал, еще спящий, быстро надевать свои домашние спортивные штаны.

– Ты что, сдурел?! Никуда не пойдешь, там, похоже, человека убивают!

– И что ты мне предлагаешь? Слушать, как убивают человека?

Удерживать было бесполезно. Поперек ложиться тоже. Муж был очень мужественным человеком с больным сердцем.

Этот нечеловеческий крик исходил от новорожденного белого щенка, которого кто-то ночью подбросил под нашу дверь.

Орал щенок от ужаса и безумного страха. Огромный муж нежно взял его на руки и вопросительно посмотрел на меня.

– Да конечно берем, – сказала я.

Муж был счастлив. Он любил собак и гораздо легче находил с ними общий язык, чем с людьми. Тимка был необычным щенком. Белый, без единого пятнышка, абсолютно сумасшедший, как будто кровь в нем неслась по жилам с какой-то утроенной скоростью. Быстро и жадно ел, быстро носился по квартире, по двору. Чем-то он мне напоминал Высоцкого. И предчувствия не зря то и дело появлялись…

Прожил Тимка мало. Какие-то весельчаки на иномарке, развлекаясь, вильнули на тротуар, чтобы сбить собаку, и довольные умчались дальше.

Я позвонила мужу. Дочка рыдала и спряталась от горя под стол, тогда ей было три годика. Муж прибежал, молча поднял собаку с тротуара, вытер струйку крови своим носовым платком, молча пошел за лопатой и закопал Тимку прямо под нашими окнами. Потом пошел за водкой.

Уже давно нет Тимки. Одиннадцать лет назад в августе ушел муж…

Но есть воспоминания и светлая память о них. А ведь могло не быть этого и других, других, других воспоминаний…

Какая я счастливая.

Между прочим. Записи

Мой знакомый, врач, пришел по вызову в одну статусную семью.

В коридоре его встретил статусный ребенок лет пяти и сходу сказал: ты плохой, противный толстый и старый дядька. Уходи. Я тебя щас убью! И навел на него игрушечный пистолет.

Папа взял ребенка на руки и отругал. Он сказал: нельзя так говорить, сынок, это наш врач, он пришел тебя лечить. С врачом так нельзя, сынок.

– А с кем можно? – спросил сын.

– Только с няней, – ответил папа.

___________

Все хорошо. Если б не межличностные отношения.

___________

Мальчик Ваня, с которым я занимаюсь, сегодня рассказал, что когда-то у них был хомячок. Но хомячок оказался бешеным и покусал маленького Ваню. Ваню возили на уколы от бешенства, он помнит.

Спрашиваю: и куда потом этого хомяка дели?

Насколько я помню, солидно отвечает Ваня, пришлось отдать его нашим самым лучшим друзьям.

___________

Подслушала в больнице.

Муж тихо ругается с женой в коридоре. Ну да, говорит, ты ж у нас святая… Я плохой, а ты святая, привык… У тебя даже когда обычный насморк, то нос мироточит…

___________