Что охотится в тени

– И что это значит? Я… не могу быть другим ребенком. Это… невозможно, – бормотала я, повернувшись к Имельде и пытаясь игнорировать свирепую ярость, которая бушевала внутри Кэлума.

– Это значит, что одна из вас – дитя Маб, а другая – что-то еще. Кем он тебе приходился? Ты сама кем его считала? – спросила Имельда, и искреннее беспокойство в ее глазах заставило меня поверить, что когда-то она была близка с моим братом.

– Братом, – сказала я, вздохнув. – Он говорил, что брат, но, получается, на самом деле он им не был?

Пытаясь осознать новую правду, я прижала руку ближе к груди, смаргивая слезы, которые появились из-за того, что теперь я вообще не понимала, кто я такая. Неужели он так отчаянно удерживал меня от Альвхейма, потому что знал, что я – дочь Маб? Или потому что я была каким-то другим монстром из глубин мира фейри?

– Он говорил, что мне ни за что нельзя в Альвхейм, – сказала я, делая шаг вперед, в объятия Кэлума.

Он обвил меня руками и крепко прижал к своей груди.

– Он что-то знал, но я никогда особо не настаивала на откровенных разговорах, чтобы узнать правду. Он говорил, что в Альвхейме меня ждут только тьма и мучения.

Кэлум замер, смысл этих слов обрушился на нас обоих. Если я была дочерью Маб, то я была дочерью существа, которое веками заставляло страдать мою половину. Я была отпрыском королевы Воздуха и Тьмы.

О боги.

Я отстранилась от него, пытаясь увеличить расстояние между нами. Если это правда, то я была дочерью женщины, которая уже несколько столетий держит его в плену, которая обвила ему сердце змеями, чтобы он оставался послушным.

– Мы пока ничего не знаем наверняка, – сказал Кэлум, крепче сжимая меня и не давая отойти, но я почувствовала взгляд, которым он обменялся с Имельдой.

Я призывала тьму, когда была в ярости. Мне было видение, как птица перевоплотилась в змею, когда я прикоснулась к ней. Сердце моей половины было обвито тоже змеями. Из-за Маб.

– Если он был моим опекуном, значит ли это, что он был старшей ведьмой? Старейшиной? А разве мужчины могут быть ведьмами? – спросила я.

Теперь я понимала, что мой брат не был человеком. Он даже не был мне братом.

Но я выросла рядом с ним. У меня остались воспоминания, что мы росли вместе.

Как такое возможно?

– Это не так уж сильно распространено, но вполне возможно. Некоторые из сильнейших ведьм – мужчины-ведьмаки, потому что так распорядилась магия. Если твой брат был твоим опекуном, значит, он был одним из самых могущественных ведьмаков, которых я знала. Вот почему Твайла назначила его одним из Лунных Старейшин в Совет, – объяснила она, почтительно склонив голову.

– И как его на самом деле звали? Бранн? – спросила я.

И на меня бурным потоком, волной хлынула печаль. Я не знала настоящего имени Кэлума. А теперь получается, что я прожила всю свою жизнь, не зная своего брата, не догадываясь, кто рядом со мной. Думать об этом было очень больно. Больнее, чем о Кэлуме.

– Мы называли его Брандером, – сказала Имельда, и что-то внутри меня расслабилось.

Хотя это, конечно, не одно и то же имя, но все же достаточно похожее, чтобы я чувствовала, что у меня все еще есть его частичка.

– Он любил вас. Всю вашу жизнь он находился рядом с вами обеими и был вашим величайшим защитником, пока не увел тебя из Сопротивления.

– Навряд ли он так сильно любил меня, раз бросил, – сказала Фэллон, и ее взгляд остановился у меня на лице.

В нем не было той горячности, которая обычно отражается на лицах тех, кто испытывает обиду и недовольство. Она скорее выглядела как женщина, которая почувствовала, что не совсем понимает, что происходит. Скорби об ушедшем у нее на лице тоже не было. Да и каким образом она могла скорбеть о потере того, кого даже не помнила?

Пока мы не отрываясь смотрели друг на друга, я почувствовала с ней странное родство. Между нами словно существовала некая связь, и ее нити теперь переплетались, соединяя наши судьбы.

– Вы двое прожили бок о бок десять жизней, оставаясь в этих туннелях, и вы были лучшими подругами, – сказала Имельда, изучая, как мы смотрим друг на друга.

Я повернулась к ним лицом, нахмурив брови, наблюдая, как Имельда вышла вперед и коснулась рукой моего плеча.

– Это был твой дом, – повторила она, подтверждая мысли в моей голове. – Во всяком случае, на протяжении большей части твоей жизни. Не знаю, где и кем ты была потом, когда Брандер забрал тебя у нас. Но тогда я тебя знала.

– Я не знаю, что со всем этим делать, – сказала я, проводя рукой по молодой луне, выжженной у меня на коже. – Кто я?

Мой взгляд встретился со взглядом Кэлума. Его голубые глаза смягчились, когда он наклонился и положил свою руку мне на щеку. Я и представить себе не могла, чтобы он еще хоть раз захотел взглянуть на меня, учитывая, кем я могла оказаться. А мы оба догадывались, кем я могу оказаться.

– Мы разберемся с этим. Вместе разберемся, – сказал он, и я наклонилась вперед, чтобы прижаться лбом к его груди.