Читаем Что посмеешь, то и пожнёшь полностью

Что посмеешь, то и пожнёшь

Один милиционер, тот, что повыше, покруче телом, вышел в коридор, посторонился, дал выйти Ивану.

Второй припал на корточки в операционной, подхватывая с полу всё, что оставил Иван.

– Надо трофеи подобрать… эту потеху…[277] Наши рыщут по всему району, а он, видите, субченко-бульонченко, обосновался в операционной. Дома сказался…[278] Это жирно зачтётся… Может, загасился на дурдом?[279] Разбежался отдохнуть в доме жизнерадостных?..[280] Хор-ош гусик, ещё б летал…

8

Издалека, из приёмного отделения, долгое время рвался придавленный телефонный стон.

Почему не снимают трубку?

Мария Онуфриевна скользнула тревожным взглядом мимо Святцева, кто был ей сегодня начальством непосредственным, вопросительно уставилась на помертвелого Никиту Михалыча, – добровольно ведь приполз в операционную на правах болельщика. Не больше.

Никита Михалыч согласно кивнул.

– Сан Саныч! – строго заговорил он, когда дверь едва закрылась за медсестрой. – Зачем вы заехали не в свою епархию?

Святцев отчуждённо молчал.

А что скажешь «в защиту своего дома»? В хирургии Святцев чужой. Однако ради чего он, терапевт, нехирург, кинулся на самостоятельную операцию?

Святцев галопом заперебирал события этого злосчастного ночного дежурства по больнице…

В два тридцать по звонку выскочил на «скорой».

Пострадавшей нужна срочная операция.

Кто будет делать? Главпинцет,[281] генерал хирургического корпуса, как за глаза звали Никиту Михалыча, со вчера сам лежит почти с инфарктом тут же, в больнице.

Второй хирург, Катигроб – с такой фамилией как только и жить? – отпускник. Где-то на море охотится за последним загаром.

Везти в город?

Неблизок свет. А потерпевшая нетранспортабельна. Нет, нет. Город отпадает.

Будить хирургов в соседних селах?

В волчий час по такой непролази пока вытащишь кого – не поздно ли будет?

И тогда он решился.

– Что же не послали за мной? – как-то виновато разводит руками Никита Михалыч.

– Дык… Преступление трогать вас с вашим… – на полуслове завяз Святцев.

– Ох уж эти реверансы! Да разве я не оперировал, когда сам был на излечении в больнице? Пускай сейчас я, может, и не стал бы сам. Но… Всё равно лежу без сна. Увидал свет в операционной – заныли все косточки. Пробую встать – никак… Всё же переломил себя, поднялся… Да… Время упущено, жизнь упущена… Трудно стоять… Приди сразу… На худой конец, я б на каталке прискочил. С каталки мог бы вас хоть консультировать… А то… Ну никакой же подготовки хирургической!

– Почему никакой?.. Я в меде первый курс полностью отбегал на хирургическом… Потом меня попросили перевестись на терапевтический…

– За громкие успехи?

– Возможно… Подвернулся случай… Мне загорелось доказать, что напрасно срезали меня с хирургического… Я и полез…

– Ах ты, мать моя! Да хоть позвали б меня для совета!

– Я как-то не подумал, – прижух Святцев.

– Тот-то и оно! – с видимым усилием поднял голос Никита Михалыч. – Когда мы не думаем, мы вот что в итоге получаем! – кивнул на покойницу. – Ах, беда!.. Будто у самого под ножом дочка умерла… Совсем ведь девчошка… Ей бы к венцу собираться… Ей бы жить да жить…

Святцев окаменело уставился на Никиту Михалыча:

– Четыре колото-резаные раны. Повреждены лёгкие, диафрагма, печень, брыжейка, тонкая кишка. Всё в ранах и на ранах и – жить?

– Да, жить! – пристукнул костылём в пол Никита Михалыч. – Если вы заметили, на ноже были лепестки хризантем. Наверное, пострадавшая прикрывалась толстым, тугим букетом, когда ей наносили ножевые удары, и нож, не очень-то и длинный, пока проходил сквозь цветы, гас, застревал в цветах, нанося несерьёзные увечья. Вы плясали вокруг этих зряшных царапин спереди. У вас не хватило интуиции осмотреть спину. А все-то тяжёлые беды пришли именно со спины. Вы даже не знали о ранениях со спины, которыми следовало заняться в первую очередь как наиболее опасными… Я считаю, если человек живой попал на операционный стол, вернуться домой он обязан на своих ногах. На сво-их!

– Ну… Это в идеале… У вас, знаю, не было случая, чтоб умер кто на операционном столе. Счастливое исключение. Так у других, увы-с, умирают. Даже у московских грандов, профессоров, не говоря уже о богах младших родов, – извинительно поднёс в поклоне ладони к груди.

Из последней силы ударил Никита Михалыч в пол палкой.

– Несчастный дурапевт! Да над вами весь район уже в пословицах смеётся! Кого схоронил, того и вылечил! Каково? Как вы не поймёте? Кто везде, тот нигде! Врач, уврачуй наперёд свой недуг!.. Да где… Врачу не исцелить свою хворь. С вашей меркой, сударь, вас нельзя подпускать к больному. Да! Нельзя! И об этом я уж позабочусь!