Нужно быть предельно тактичным, предусмотрительным, использовать как можно более обтекаемые определения, избегать лишних подробностей… Лучше не преподносить весть, как точное обстоятельство, а намекнуть, что все еще не до конца ясно.
У ворот городской управы собралась немалая толпа. Объявили, что на суд смогут пройти все желающие, и теперь горожане нетерпеливо ждали, когда введут душегубцев.
Ждал и генерал-губернатор, чего Деникин и опасался. Вышло бы куда лучше, если бы первыми пришли они с Ершовым.
Софийский сидел за столом общего зала в полном облачении, в компании головы, писаря, двух служащих канцелярии и нескольких офицеров.
– Ну, привели? – кивнув, добродушно спросил он.
– Ваше превосходительство, позвольте поговорить с вами наедине, – собравшись с силами, ответил Деникин.
Шумно кашлянув, генерал медленно встал и жестом предложил выйти в смежное помещение.
– Вы опоздали… Надеюсь, на то имелась веская причина и потому вы меня отозвали, – торопливо высказал он, едва они переступили порог.
– Именно так, Сергей Федорович.
– Ну-с?
– Ваш сын Василий признался в убийстве вашей супруги.
Генерал молчал, сверля немигающим взглядом. Его веко слегка подергивалось.
– Это вышло случайно. Он намеревался отравить вас, с тем и влил яд в бутылку коньяка, лежавшую в вашем столе.
– Не ожидал я, что зайдет так далеко… – тихо и глухо сказал Софийский.
– Он заметил, что имел содомские отношения с вашим человеком из нанаев, и боялся, что вы их прервете…
– Подлец! Негодяй! Какая мерзость! – схватившись рукой за расчерченный морщинами лоб, генерал-губернатор сник, сжался, уменьшившись в размерах, и напоминал зашибленную собачонку. – Оставьте меня, Деникин! Вы свободны. Суд переносится… Не до того мне нынче.
***
С немалым трудом распрощавшись с Ершовым, весьма довольным оттого, что каторжанке нынче ничто не грозило, Деникин, несмотря на ранее время, направился прямо к Цинь Кианг.
Цветы искать уж было недосуг, так что он зашел в лавку галантерейщика – ту самую, где впервые встретил китаянку, и купил набор стеклянных пуговиц с синими шариками внутри. Пусть и не дорогой, но все же подарок.
Зайдя в дом Фаня, Деникин распугал его обитательниц, которые неприбранными шатались в первом этаже. С веселым визгом девушки разбежались по своим помещениям. Их крики привлекли ту, что помощник полицмейстера звал про себя привратницей. При свете дня, без прически и многослойного платья, она выглядела куда менее карикатурно. Зевая, она молча показала рукой, что гость может пройти.
Поднявшись во второй этаж и проследовав по уже хорошо знакомому коридору, Деникин постучал в дверь Цинь Кианг.
– Это я, Дмитрий…
– Входите, открыто, – приветливо отозвались изнутри.
Цинь Кианг грызла орешки, лежа на кровати, но, встречая гостя, тотчас поднялась.
– Это тебе, – Деникин протянул сверток.
– Право же, не стоило беспокоиться! – взяв подарок, девица, кокетливо улыбаясь, прижала его к груди, но через миг отбросила и переключила свое внимание на Деникина.
Он задержался в доме Фаня до позднего вечера, перемежая забавы питьем кислого вина и китайской игрой в маджонг. Деникин знал правила, так как прежде играл с доктором, и потому не уступал радушной хозяйке. А может, она просто не показывала виду.
Однако отбросить все думы и забыться в приятном миге, как того весьма хотелось, по обыкновению, мешал Ершов. Нет, околоточный, к счастью, не проник в бордель – по крайней мере, пока. Но, тем не менее, из головы не шел.
В самом деле, отчего бы и не попытаться разузнать, что за участь постигла здесь архитектора? Вдруг это каким-то образом наведет на следы его дочери – ведь говорили же в городе разное.
– Послушай, Цинь… – осторожно начал он, перебирая гладкие черные волосы, которые их обладательница, похоже, смазывала каким-то маслом, и оттого они так блестели.
– Да, мой господин? – с улыбкой отозвалась китаянка, поглаживая Деникина по щеке. – Налить вам еще вина, а может, пришел черед и для чего покрепче?
– Нет. Я хочу спросить тебя кое о чем.
– Да?
– Я знаю, что покойный полицмейстер встречался с одной девушкой в вашем доме.
– Да. Это была я, – не изменяя тона, отвечала Цинь Кианг, а вот Деникин невозмутимым не остался.
– Ты?
В самом деле, отчего Ершов решил, что дама полицмейстера не говорила по-русски?
– Ну да. Я думала, вы знаете, и оттого подошли ко мне тогда, в лавке.
– Нет, я не знал.
Деникин задумался, испытав нечто, отчетливо напоминавшее ревность.
– Он заходил к тебе в свои последние дни?
– Конечно. Он почти каждый день здесь бывал.
– И сколько же вы встречались?
– Лет пять. Может, и шесть. Он был хорошим. Я рада, что вы сыскали тех, кто повинен в его погибели.
– Ну… не совсем. А ты помнишь, что он тебе рассказывал?
– Про службу? Я не любила про нее слушать. Такие беседы всех огорчают, а тут у нас положено забывать о горестях, – Цинь Кианг рассмеялась. – Хотя нет, кое-что могу припомнить. Кажись, он думал на кого-то из городских про какие-то бумажные шулерства. Не то что подделали, не то покрали. Не могу сказать. Больше ничего о его делах в управе не ведаю, это наверняка.