Однако, как и следовало ожидать, Ершов бесконечно отвлекал разговорами – на удивление, никак не связанными с тем, что им предстояло. Он то сокрушался ввиду повышения цен на сахар и пропажи из лавок свежего хлеба, то интересовался, отчего Деникин не отдаст заштопать оборвавшийся подол шинели, то хвалился успехами младшего брата в счете.
Обычно Деникин доходил за управы за две четверти часа, но нынче, ей-богу, путь вытянулся в двое и грозил никогда не закончиться.
Управа встретила оживленным и нетерпеливым ожиданием.
Околоточный Сомов, поставленный на дежурство, встал, приветствуя Деникина, и тотчас доложил:
– Господин Романов приходил. Нашли они своего ребятенка. Говорит, в пожаре на улицу далеко выполз, да так и замерз. Все, как вы и полагали.
Просительница, ждавшая, когда наступит ее черед, громко ойкнула.
– Господин инженер – человек весьма современный. Боюсь, как бы и он, как его превосходительство, не пожелал разведать обстоятельства. А мне бы ох как не хотелось – младенца-то касаться, – заметил фельдшер с лавки, на которой велась простолюдинская игра в дурака.
Играли трое: сам фельдшер, его больной и нянька Вагнеров, на руках у которой сидела, как ни в чем не бывало, ее девочка. Не обманул Ершов.
Несмотря на грядущую казнь, преступница выглядела на удивление спокойной, и даже громко смеялась, когда шла карта. Чувашевский же, которому, похоже, не везло, гляделся озабоченным. Карты он держал, прижав к груди кистью. Смотрел в них, приподняв зубами, а потом ловко отлистывал нужную рабочим большим пальцем другой руки.
– Эх, видать, бывать тебе, барын, в дураках нынче, – потешалась нянька.
Бывшей челядинец Софийского сменил положение: теперь он сидел, уткнувшись головой в колени. Толстая растрепанная коса, как змея, волочилась по полу.
– Нет, господин инженер просил совсем оставить его вопрос. Дескать, все без того решено и понятно.
– Чудесные вести, Сомов! – искренне обрадовался Деникин. – Все бы дела сами собой так разрешались!
– Тогда для чего нужны мы? – тихо возмутился Ершов.
– Мы ночью к вам заходили. Она – Сомов указал пальцем на няньку – дюже болтать принялась. Язык у этой бабы точно деготь.
Деникин кивнул.
– Ершов мне уже рассказал. Ничего, требующего внимания. Ну что, уголовница. Игра закончена – бросай карты и пойдем ответ держать. Околоточные! Мне нужно четверо – по двое на каждого.
В глазах няньки промелькнул испуг.
– А что же Варя?
– Что Варя? В сиротский дом пойдет твоя Варя, как будто не знаешь. Сомов, ключи! Отстегивайте, но кандалы не снимайте: друг с другом их скрепим, так в паре и пойдут убийцы.
Невоспитанная и капризная девочка – а чего еще ожидать при такой наставнице? – громко заплакала. Она повисла на своей няньке и не хотела отпускать. Околоточные стали пытаться забрать ребенка силой. Деникин обратил внимание, что чувствительный Ершов отвернулся, не в силах на то смотреть.
Отвлекшись, помощник полицмейстера совсем не приметил, как в управе возникло новое лицо. Уж больно тихо оно подкралось – как непрошенный ночной гость к чужому добру. Пожалуй, в тех слухах, что блуждали по городу, имелась немалая доля истины.
– Гида, дружочек, – выдохнули прямо над ухом. Деникин даже вздрогнул от неожиданности.
– Куда вы его тащите! А ну, оставьте! Я его заберу, – приказал молодой голос.
Посмотрев мгновение на молчавшего помощника полицмейстера, околоточные отвечали:
– Никак не можно, господин Софийский.
– Я и не спрашиваю, а велю. Немедленно дайте мне этого человека! – пришедший дернул за цепь, да так, что повалил явно взволнованного арестанта.
Оставленная без присмотра девочка тем временем вернулась к Павлине, и они, как ни в чем не бывало, вновь разместились на лавке, во все глаза наблюдая за сценой.
– Нет-с… – околоточный легонько отстранил Василия и потянул цепь на себя.
– Не тронь меня, а то пожалеешь! – взвизгнул тот. – Кем ты себя возомнил? Это человек – из моего дома.
Околоточные вновь с мольбой взглянули на Деникина.
– Мы знаем. Да только велено вести его в городскую управу на суд.
– Кем велено?
– Его превосходством…
– Это мной велено, – наконец-то – и вполне уверенно – выступил Деникин. – Они – убийцы. И мой долг велит отдать их суду.
– Так это вы тут теперь за главного, – сын генерал-губернатора обернулся. Миловидный, невысокий, стройный, молодой – не более 20 лет от роду – однако юное смазливое лицо уже утратило следы невинности. – Что ж, ну ладно – именно с вами я и хочу поговорить. Прямо сейчас, вопрос не терпит отлагательства! Но только там, где наверняка не услышат, – поморщился молодой Софийский, когда помощник полицмейстера указал было на свой отгороженный закуток.
Взяв ключи от запертого кабинета прежнего начальника, Деникин повел гостя туда.
– Ершов, вы мне понадобитесь…
– Нет! – запротестовал Василий. – Я хочу говорить с вами одним.