Что скрывает снег

Незваных гостей встретил новый запах – бедности. Жил учитель не так, чтобы иметь возможность вызывать чью-то зависть. Серая убогая обстановка, перекошенный от влажности стол, ученическая узкая кровать, окно, заткнутое подушкой. Повсюду – стопки тетрадей и куда менее частые книги.

– Тратит все жалованье на шлюх, – необычно грубо заметил Ершов. – Приступим же? Только давайте на сей раз постараемся ничего, кроме двери, не разломать.

Сказать всегда легче, чем сделать. Околоточный первым же нарушил свой призыв, выбив ударом едва зажившей руки ящики стола.

– Письма, – разочарованно заметил Деникин.

– А вы чего ожидали? Старинные монеты в горшке? Именно бумаги-то нам и нужны. Давайте отыщем мешок и станем все сносить в него.

Нужный предмет стоял прямо у порога: учитель хранил в нем подсникшие кочаны капусты. Выбросив их, полицейские принялись сбрасывать внутрь все книги и письма, что попадали под руку, особо их не рассматривая.

– А тетради-то зачем, Ершов? – удивился Деникин.

Тот отмахнулся:

– Не станем исключать, что и в них он мог что-то спрятать. Прежде все внимательно посмотрим.

Ни одна мелочь из скудного обихода учителя не укрылась от внимания бдительных полицейских, которые, надышавшись пыли, поочередно чихали.

Под конец, заглянув даже под половицы, они чувствовали себя совсем обессиленными. Взглянув на настольные часы, смотрящие на разгром с укоризной, Деникин отметил, что минуло четыре часа. Вырвав из окна подушку, убедился, что они не лгали: наступали сумерки.

– Пойдем же поскорей, Ершов, мы уже все собрали, – поторопил помощник полицмейстера своего спутника, увлеченно рыщущего во внутренностях вспоротого матраса.

– Подождите, тут что-то есть… Никак не могу… Пальцы коротковаты – не цепляются.

Деникин сел за стол и обнаружил прямо перед собой еще одну книгу, которую они невероятным образом смогли упустить из вида. Искомое всегда надежнее всего прячется прямо перед взором искателя.

– Ершов, что вы думаете о нищете философии?

– Возьмите мой нож и сделайте еще один надрез сверху. Хотя нет, лучше не надо – я как-нибудь сам.

– Чувашевский же о ней определенно думал.

– Живет он небогато, это вы верно подметили.

– И Карл Маркс думал…

– С чего вы вдруг о нем заговорили?

Деникин показал свою находку.

– Вот что я нашел, Ершов, пока вы рылись в грязном белье. Наш Чувашевский, считайте, уже наполовину на каторге.

Ершов вылез из матраса, и, простившись со стремлением не приводить чужое жилище в постыдный вид, ловко вскрыл постель учителя.

Из нее высыпались письма и брошюры.

– «Манифест социально-революционной партии «Народное право», «О борьбе за политическую свободу в России», – прочитал он. – Одни названия говорят о том, что у Чувашевского имелось, за что лишить жизни Вагнера. А эти письма, Деникин! Вот где настоящий клад.

Собрав все и плотно увязав особым узлом, в давние времена изученным Деникиным, полицейские вышли на лестницу. Но не успели они спуститься по ступенькам, как путь преградила крепкая фигура. Неужто кто из сообщников Чувашевского?

– Среди бела дня, – осуждающе, но не слишком уверенно сказал здоровяк, подумал секунду и крикнул: – Хозяйка! Беги в управу – грабят!

Деникин молчал, заметив в потемках, что в руке отважного жильца зажат довольно большой предмет.

– Подождите же. Выслушайте нас… Мы сами из управы. Пришли за книгами господина Чувашевского, – Ершов опустил свой угол мешка на пол и принялся развязывать. Веревка не поддавалась – Деникин хорошо постарался.

Из смежного помещения в коридор высунулась голова, но никуда бежать пока не спешила.

– Одну минуту, господин… как вас, позвольте?

– Не важно. Открывай мешок.

Провозившись еще пару минут, Ершов с великим трудом одолел узел. Околоточный выудил «Нищету философии» и поднес прямо к глазам жильца.

– Хм, и впрямь – книга. На что она вам?

– Мы в реальное отнесем, господину учителю. Он просил.

Подняв развязанный мешок, спутники наконец прошли к выходу. И когда они уже выходили, оказавшись прямо под тусклой лампой, бдительные жильцы по одежде убедились, что их не обманули.

– Видать, учитель-то – важный человек, раз полицейские ему услужить рады, – заметил жилец.

Домовладелица Верещагина, не менее озадаченная, согласилась.

Но еще более их удивление возросло, когда они поднялись во второй этаж и заглянули в комнату Чувашевского.

***

– Люди, что приходили от Софийского… Они случаем ничего не сказали о том, что он намерен проделать со своим сыном? Только не говорите, Ершов, что вы не любитель сплетен… Это не так.

Они уже подошли к управе, и Деникин внутренне ликовал – его чаяния, связанные с нынешней ночью, еще имели шанс оправдаться.

– Увы, Деникин… Я бы и сам с удовольствием о том выведал. Но пока его превосходительство не определился. Непростая перед ним задача.

– Полагаю, что все, как обычно, сойдет молодому Софийскому с рук…

Просители, обычно толпившиеся у управы, уже разбрелись – день завершился, и горожане стремились спрятаться по домам. В поздний час у порога не простаивали и околоточные: кто-то поспешил домой, кто-то отправился в город по жалобе.