В тюремном отделении всегда было шумно. Рядом находились другие матери и их дети, младенцы плакали, визжали, требовали еды и внимания. Но не только шум не давал мне уснуть. Меня терзал страх.
Когда родилась Фрейя, семя страха засело в моем сознании, и тревога поливала его, питала, позволяла ему расцвести. Мне прописали таблетки, и от таблеток я погружалась в сон. Но вскоре я уже не могла спать без них. Так я потеряла Фрейю и Эйдена. И, подобно самоисполняющемуся пророчеству, которое я была бессильна остановить, мой худший страх – страх, который я таила в своем сердце с тех пор, как впервые взяла дочь на руки, – сбылся.
Я не смогла помочь Фрейе. Я не смогла спасти ее.
Спящая, я не могла ничего сделать.
Спящая, я вообще не была матерью.
Бросаю взгляд на часы – 12:15.
Отворачиваюсь от реки и смотрю в сторону дома. Провожу взглядом слева направо, прислушиваясь к звуку шагов. Ритмичный стук по дереву заставляет меня повернуться к мосту через реку и…
Вот. Вот она.
Хелен.
Она коротко подстригла светлые волосы, и боб длиной до подбородка подчеркивает ее скулы. Хелен улыбается, поймав мой взгляд, и нерешительно машет рукой. Я встаю, сажаю Элисию на бедро и иду к ней по высокой траве. Мы встречаемся в тени ивы.
– Привет, – шепчет Хелен, и ее нижняя губа дрожит.
– Привет.
Когда меня освободили, я позвонила ей, гадая, ответит ли она, не сменила ли номер, но затем услышала ее голос – тот самый голос из моего детства, который звал меня по имени. Я больше не знаю, кто она для меня, какие именно отношения из всего многообразного спектра нас теперь связывают, но мне хочется, чтобы Хелен познакомилась с Элисией. Пусть увидит, что она сохранила.
– Это Элисия, – говорю я, когда дочь отводит взгляд от Хелен и указывает на группу уток, которые плывут вниз по реке.
– Она… – В голосе Хелен звучит вопрос. – Прости. Не успела я прийти, а уже набросилась с…
– Нет… Спрашивай то, что хотела.
– Она… Уильямс?
– Джексон.
Хелен кивает мне в знак понимания.
– Элисия?
Элисия оборачивается на звук своего имени.
Глаза Хелен расширяются.
– Она копия… – Не договорив, она крепко зажмуривается, и несколько слезинок скатываются с ее ресниц.
– Копия Фрейи.
Хелен поджимает губы и шмыгает носом.
– Можно подержать ее?
– Конечно.
– Она не будет возражать?
– Нет, она очень дружелюбная. – Я ободряюще улыбаюсь Хелен. – Поздоровайся, Элисия.
Элисия поднимает руку и изо всех сил размахивает ею, а ее пальчики мотаются туда-сюда.
– Привет! – кричит она.
– Ого! Какой громкий голос! – смеется Хелен. Она снимает с плеча большую сумку и ставит ее на землю, а затем протягивает руки. Элисия с радостью идет в объятия новой знакомой. Она выросла в окружении постоянно меняющейся группы женщин. В тюремном отделении она привыкла к тому, что люди уходят и на их место приходит кто-то другой. Другое лицо, на которое она может смотреть, другой голос, к которому она может прислушиваться. Другой человек, с которым можно поиграть.
– Я тебе кое-что принесла, – говорит Хелен. – Точнее, много всего.
Она возвращает мне Элисию, и я опускаю ее на землю. Дочь неуверенно встает, затем вразвалку направляется к своим игрушкам. Когда я снова смотрю на Хелен, она уже держит маленький торт, покрытый розовой глазурью, с единственной серебристой свечой в центре.
– Я не знала, какие у тебя планы на день рождения Элисии, но хотела сделать ей какой-нибудь подарок.
– Спасибо, – с улыбкой отвечаю я. – Раньше ты не увлекалась выпечкой.
– О, да. Но я пытаюсь самосовершенствоваться. – Она смеется, затем достает что-то еще из своей сумки. Маленький куст роз. На его ветвях нет ничего, кроме нескольких крохотных белых бутонов, которые только начинают распускаться.
– Это для Фрейи. Я подумала, ты могла бы посадить его где-нибудь в память о ней. Но ты не обязана делать это, если не хочешь.
– Я с удовольствием его посажу.
Хелен на вытянутых руках отдает куст мне.
– Спасибо.
– Не за что. Она любила розы, не так ли?
Я улыбаюсь, чувствуя, что мое сердце вот-вот разорвется.
– Да. Как и… как и Элис.
Мы сажаем куст роз у излучины реки, где я смогу видеть его из окна маленькой комнаты. В лесу шелестит легкий ветерок, красиво и сладко поет птица. Мы вместе опускаем куст в землю и утрамбовываем руками почву. На левой руке Хелен нет ничего, кроме серебряного кольца на указательном пальце. Я опускаю взгляд на свою собственную руку. Кольца, которые столько лет впивались в мою кожу, исчезли. Я попросила тюремную охранницу срезать их, и она уступила моей просьбе. Я думала, мне будет грустно. Но нет. Я ощутила себя свободной.
– Спасибо тебе, Хелен.
– Не за что. – Она садится на землю, устраивает Элисию у себя на коленях и целует ее в затылок. Я опускаюсь рядом с ней.
– Спасибо за то, что ты сделала. Я…
– Наоми, тебе не нужно меня благодарить.