Она родилась девятого июля. Фрейе почти исполнилось бы пять лет: достаточно взрослая, чтобы быть мудрой старшей сестрой, но достаточно маленькая, чтобы с годами они начали играть вместе. Она бы присматривала за своей младшей сестрой. Защищала ее.
Каждый день сожалею, что сама не смогла защитить Фрейю.
Нужно пройтись по магазинам – на следующей неделе я планирую праздник по случаю дня рождения Элисии. Я пригласила несколько мамочек, с которыми познакомилась в тюрьме, и собираюсь испечь торт. Мы будем петь.
Фрейя любила петь.
Прислоняюсь затылком к дереву и сжимаю кулаки, делая глубокие вдохи. Так трудно не думать о ней. Так трудно не возвращаться к ней постоянно в мыслях. Особенно теперь, когда я дома. Ферма хранит так много воспоминаний, хороших и плохих, и их трудно разделить. Мне советовали уехать отсюда, найти другое жилье, начать жизнь сначала – но я не могу. Это был дом Фрейи. Все, что у меня связано с ней, происходило здесь, и, если я уеду, плохие воспоминания начнут рассеиваться, но и хорошие тоже исчезнут. Я этого не хочу. Хочу помнить ее такой, какой она была – моей сияющей маленькой девочкой.
Нужно просто не забывать, чему меня научила Мария. Мария – социальный работник из тюремного отделения, гречанка, чья забота варьировалась от мягких слов до жестокой честности и обратно, – всегда говорила мне: помни Фрейю. Почитай Фрейю. Но не зацикливайся на этом. Не утопай в горе. Не позволяй гневу поглотить тебя.
Я всегда чувствую, когда это происходит. Ярость начинает бурлить, и я обязательно достигну точки кипения и взорвусь, если не остановлюсь. Спровоцировать это может что угодно: мужчина с зелеными глазами, ребенок, сжимающий игрушку. Вроде такая мелочь, но мне хочется кричать, и требуется вся сила воли и вся решимость, чтобы не позволить ярости взять верх.
Но я постепенно иду к цели. Огромный шаг был сделан этим утром. Мне доставили почту. Я медленно распечатала письмо, наслаждаясь этим ощущением. Бордовый паспорт выскользнул из конверта, и я открыла его на странице с персональными данными. Это мое начало. Новое начало со старым именем.
Наоми Джексон.
Я больше не привязана к Эйдену.
Стараюсь вообще не думать о нем. Стараюсь не зацикливаться на том, что произойдет, когда он выйдет из тюрьмы и захочет увидеть Элисию, а вместо этого прилагаю все усилия, чтобы делать маленькие, но важные шаги к жизни, в которой я сама за все отвечаю и знаю, на что я способна без Эйдена. Стараюсь быть самодостаточной. Моя фамилия – всего лишь один из этих многих-многих шагов, но я знаю, что рано или поздно приду к цели. В конце концов, власть Эйдена надо мной начнет ослабевать – как синяк, большой и пурпурный, который со временем желтеет и в итоге исчезает, – и я буду двигаться дальше. Но на это потребуется время. Эйден составлял огромную часть моей жизни как в лучшем, так и в худшем смысле. Он подарил мне Фрейю.
И он же у меня ее отнял.
Подтягиваю ноги к груди и кладу голову на колени, стараясь при этом не спускать глаз с Элисии.
Иногда мне жаль, что я не могу забыть. Я хотела бы избавиться от воспоминаний о смехе Эйдена, о том, что я чувствовала, когда его ладонь ложилась мне на затылок, о том, как стучало мое сердце, когда он смотрел мне в глаза. Это была любовь. Настоящая любовь. Но жизнь – сложная, неоднозначная, трагическая жизнь – вмешалась в наши планы. Разлучила нас против нашей воли. Но этого могло бы и не произойти, если б мы приняли другие решения.
А еще я стараюсь не думать о Руперте. Я пыталась простить себя за то, как поступила с ним, и за все, через что заставила его пройти. Через несколько дней после того, как меня выпустили, я встретила Харриет Дейли, вместе с которой Руперт раньше работал. Она сообщила мне, что он переехал в Оксфордшир. Он помолвлен, а его невеста беременна. Я рада за него. Это то, чего он всегда хотел, но я никогда не могла ему дать.
– Элисия, иди сюда, – зову я. – Иди к мамочке.
Пошатываясь, она поворачивается ко мне и делает неуверенные шаги в моем направлении. Я опускаюсь на колени, протягиваю к ней руки, и дочь падает в мои объятия. Я поднимаю ее высоко над головой, и она взвизгивает, а затем обвивает руками мою шею.
– Я люблю тебя, – шепчу я в ее темные волосы. Волосы точь-в-точь как у Фрейи.
Когда она родилась, – когда акушерка передала ее мне, – мне показалось, что это Фрейя. Я постоянно видела Фрейю в ней. В том, как Элисия прикрывала ручками глаза, когда спала. В ее маленьких пухлых губках. В голубых глазах, которые постепенно меняли цвет, превращаясь в зеленые. Мне постоянно мерещилась Фрейя. И чувство вины разрывало меня надвое. Как я могу быть матерью этому ребенку, когда моей дочери не стало? Как мне это сделать? Но со временем я поняла: Элисия жива, а Фрейя – нет. И хотя потеря Фрейи все еще наполняет мое сердце болью, я нужна ее сестре. И ради нее я должна продолжать бороться. Смерть моей малышки трудно принять, но другого пути нет. Придется это сделать.
Конечно, меня все еще преследуют проблемы со сном.