Что случилось прошлой ночью

Я видела фотографии. Фрейя просила, чтобы на празднике у нее были единороги. Я предложила устроить его на ферме, представляя, как ее маленькие друзья проведут этот летний день в саду, который я бы украсила лентами в пастельных тонах. Я бы одолжила несколько пони из соседней конюшни. Мы бы играли в игры, и я вышла бы из дома, распевая «С днем рождения», и вынесла бы детям торт, украшенный рогом единорога из помадки и четырьмя зажженными бенгальскими огнями.

Поначалу Эйден согласился. Но потом сказал, что арендовал помещение в Лондоне, и нам не следует менять привычный порядок празднования торжественных событий. Другими словами – мне нужно отмечать праздник отдельно от них. Я была уверена, что это ее заслуга. Хелен. Иначе почему он передумал?

– А как вы отпраздновали ее день рождения?

– Я взяла ее покататься верхом. Ей это не понравилось.

Фрейя пришла в ужас. Она плакала все время, пока делала круг по полю, хотя пони был маленьким и шел не быстрее человека. Я умоляла Эйдена позволить Фрейе остаться у меня на ночь, – в конце концов, настал мой черед отмечать ее день рождения, – но он отказался. Ответил, что не готов.

– Простите. – Я убираю руку с кружки, чтобы вытереть скатившуюся по щеке слезу. – Мне нужно в туалет.

Кейт кивает, ее глаза полны сочувствия. Я выхожу в прихожую и останавливаюсь у лестницы. Больше не могу говорить о Фрейе. Любой вопрос, который задаст Кейт, вызовет воспоминания, а каждое воспоминание понемногу лишает меня способности жить дальше без нее. Но мне придется жить дальше без нее.

В доме так тихо. Он кажется пустым. Даже более пустым, чем в те бесконечные дни, которые я провела здесь без них. Без Фрейи. Без Эйдена. Но сейчас здесь царит полная тишина. Дом покинула его душа, вылетела наружу через крышу. Теперь в нем нет жизни.

Входная дверь приоткрыта. Я подхожу к ней и тяну за железную ручку.

Дженнинг стоит на посыпанной гравием дорожке с кофточкой Фрейи в вытянутой руке. Он подает кому-то знак выйти вперед. Мускулистый полицейский шагает к нему с двумя собаками по бокам – немецкой овчаркой и лабрадором. Животные принюхиваются к ткани. Но рядом стоят еще три собаки, которым не дают понюхать одежду, хотя они натягивают поводки. Это не их работа – выслеживать по запаху живого человека. Нет… О таких собаках можно услышать в новостях, когда рассказывают о нашумевших случаях пропажи детей, которых не могли найти в течение многих лет.

Эти собаки находят по запаху мертвые тела.

Они уже полагают, что Фрейя, возможно, мертва.

Я отступаю от открытой двери, и крадущийся холод протягивает свои пальцы в дом. Мои легкие, кажется, вот-вот разорвутся. Мне хочется закричать так громко, чтобы эхо неслось вверх, вверх, вверх, пробило крышу и взорвало огромное пространство неба.

– Наоми?

Я разворачиваюсь. Кейт вышла из кухни.

– Вы в порядке? Не хотите поговорить? – У ее глаз залегли морщинки, как будто она из тех, кто часто улыбается и смеется.

– Думаю, мне лучше подняться наверх и прилечь.

– Ладно. – Она кладет ладонь на мою руку. – Как я уже говорила, вы можете обратиться ко мне в любое время дня и ночи.

– И вы ко мне тоже, – отвечаю я. – Если что-то узнаете, пожалуйста, сразу сообщите мне.

– Обещаю, что так и сделаю.

– Благодарю вас.

Я смотрю, как Кейт выскальзывает из открытой двери и закрывает ее за собой, отсекая холод. Поднимаюсь по лестнице, но ноги отяжелели, и каждая ступенька кажется круче предыдущей.

Мне никогда не вернуть Фрейю обратно. Никогда больше не прижать ее к себе, не почувствовать, как ее маленькие ручки гладят мои волосы, а ее голова покоится на моем плече. Я никогда не услышу ее голос. Никогда больше она не прочтет мне книгу, не попросит поиграть и не скажет, что любит меня.

Хуже всего то, что я никогда не узнаю, что произошло на самом деле.

Кладу руки на живот. Если б не беременность, я бы уже сдалась. Рассказала бы им все. Но что тогда стало бы со мной?

Я должна держаться ради ребенка.

Моего будущего малыша.

Вхожу в свою спальню, и перед глазами мелькают слова, нацарапанные на страницах моего дневника. Бросаю взгляд на кровать. Нет никаких признаков того, что ее передвигали и полиция нашла мой тайник. Если б это случилось, у них возникли бы вопросы. Вопросы, на которые я не хочу отвечать.

Подхожу к окну и вижу свое отражение в стекле. Измученное лицо, призрачно-бледное. Но когда взгляд фокусируется на окружающем мире, у меня отвисает челюсть. Заснеженные поля усеяны полицейскими в черно-белой униформе, которые систематически прочесывают территорию по прямой линии, неуклонно продвигаясь к лесу.

Мне хочется закричать, исторгнуть из груди крик, но нет сил. Нет эмоций. Я оцепенела.

Закрываю глаза и отгораживаюсь от черно-белых точек, которые двигаются по другую сторону стекла. Но мне все равно чудится топот их сапог по снегу. Командные выкрики Дженнинга. И ритмичное пыхтение собак.

Часть вторая

14