Что случилось прошлой ночью

Дженнинг кладет дневник передо мной и прижимает палец к пластиковому пакету, в который он вложен.

– Вы знаете, что это такое? – буквально рыча, спрашивает он.

Я могла бы все отрицать. Ответить, что понятия не имею, что это такое, – и пусть докажут обратное. Но в итоге они докажут. Очередная ложь мне не поможет. Только правда меня спасет.

– Да.

– Что это?

– Мой дневник, – шепчу я.

Как они его нашли?

– Вам придется повторить громче, – говорит Уокер, указывая ручкой на диктофон. – Чтобы микрофон уловил ваш голос.

– Простите.

Дженнинг наклоняется вперед и обхватывает ладонями лежащую перед ним улику.

– Можете ли вы подтвердить, что записи в этом дневнике, – он машет рукой в воздухе, – сделаны вами?

– Да, – бормочу я, но прочищаю горло, когда Уокер поднимает брови, снова жестикулируя ручкой. – Да, я написала их.

Мое признание получено – громкое и четкое.

– Зачем вы их написали? – интересуется Дженнинг.

Как мне это объяснить? Как я могу объяснить, что эти страницы спасли мне жизнь? Мой разум отравлял сам себя, и именно записи в дневнике помогли найти правду: луч надежды в темном море лжи.

Но это было лишь кратковременным спасением. Я все равно потеряла Фрейю в итоге.

– Я написала их, потому что… мой психиатр считал, что мне будет полезно записывать все, что произошло с момента рождения Фрейи, что это поможет мне выздороветь. Что это поможет мне отделить то, что происходило в реальности, от того, что я считала реальным из-за приступов тревоги.

– Вы сказали нам, что никогда не допускали мысли о том, чтобы причинить вред Фрейе.

– Это так, клянусь. Я бы никогда не сделала ей больно. Я вела себя эгоистично, и, да, я совершала ошибки, но я любила ее. – Мой голос срывается, и все внутри меня ломается и разлетается на куски. – Я люблю ее.

Дженнинг открывает уродливую коричневую папку, в которой лежит один-единственный лист бумаги. Ксерокопия…

Страница из моего дневника. Дженнинг пододвигает копию через стол, и буквы сердито таращатся на меня в ответ. Но это не мой обычный аккуратный вертикальный почерк – буквы крупные и наклонены вправо, слова размашисто набросаны по всей странице, как будто они торопились выплеснуться на бумагу, а моя рука не успевала за потоком мыслей. Я словно заглядываю в самые сокровенные мысли незнакомого человека. Это вроде бы писала я, но в то же время абсолютно не я – не та, кто я есть на самом деле. Это просто отчаянные рассуждения моего встревоженного разума, который пытался разобраться в себе.

Дженнинг тычет пальцем в бумагу. Мне хочется схватить и вывернуть этот палец, крича, что, если это повторится еще раз, я отломаю его.

Но я этого не делаю. Просто жду, что будет дальше.

– Будьте так добры, прочтите эту страницу, Наоми, – просит Дженнинг, убирая палец и вытягивая руки над головой. Его спина хрустит, и он подавляет зевок.

Я зеваю, мое тело невольно вторит действиям Дженнинга, испытывая схожее изнеможение. Но мне нужно сосредоточиться. Я начинаю читать, но запинаюсь на первой строчке.

Я пыталась забыть, что вообще когда-то написала это. Как только я сделала запись, мне сразу же захотелось вырвать эту страницу, стереть ее из своей истории, как будто ее никогда не существовало, но я остановила себя, когда пальцы смяли бумагу. Я разгладила страницу, убеждая себя в том, что этот дневник – напоминание о том, кто я есть. И кем я не являюсь. Эти слова никогда не станут правдой.

Я не монстр.

Пробегаю взглядом по строчкам, но мой разум постоянно опережает глаза, уже зная, что будет дальше.