Что случилось прошлой ночью

Тони говорит, что мне стало лучше, но я все еще не могу заснуть без таблеток. Пытаюсь – но лежу без сна, наблюдая за тем, как ночь переходит в утро. Таблетки мне нужны… Что, если они всегда будут мне нужны? Даже спустя годы, когда ты вырастешь, буду ли я лежать без сна, лихорадочно гоняя в голове мысли, если не проглочу эти две маленькие таблетки? Смогу ли я иначе успокоить мой вечно работающий ум? Или мне всегда придется подчинять его посредством погружения в коматозное состояние?

Но если я в западне, то и Фрейя тоже. Здесь. Со мной.

Может, ей было бы лучше без меня. Может, она станет лучше, добрее, успешнее, если ее воспитает только Эйден, а меня не будет рядом.

Но он не может забрать ее у меня. Он обещал, что не заберет. И я не позволю ему – лучше умру. А если я умру, никого не будет рядом, чтобы присмотреть за Фрейей. Только я могу обеспечить ее безопасность.

Значит, придется взять ее с собой. Мы с ней умрем вместе. Поодиночке – но вместе. Мне не нужно даже никому говорить. Мы могли бы просто пойти в бункер.

Все случится быстро. Никто не узнает. И нас никогда не найдут.

– Закончили? – спрашивает Дженнинг.

Пытаюсь кивнуть, но голова отяжелела, и я едва могу поднять подбородок, который опускается на грудь. Отталкиваю от себя лист бумаги, и он скользит по столу. Не хочу, чтобы он лежал рядом со мной.

– Мисс Уильямс прочитала запись в дневнике, – говорит Уокер в диктофон.

– Это написано вами, Наоми?

– Я… я… я… – пытаюсь продолжить фразу, но язык не поворачивается.

– Вы признались, что вели дневник. Почерк тот же самый… Наоми! – Дженнинг повышает голос, и я подпрыгиваю, как кролик, испуганный ружейным выстрелом. – Посмотрите на меня. Это вы написали?

Он четко проговаривает каждое слово, его голос звучит резко и отрывисто.

– Да.

– Значит, когда вы сказали нам, что никогда не думали о том, чтобы причинить вред Фрейе, вы солгали?

– Нет!

– Но здесь написано черным по белому: «Лучше умру. Придется взять ее с собой. Мы могли бы просто пойти в бункер. Все случится быстро. Никто не узнает. И нас никогда не найдут».

– Я все еще была больна. Я боролась.

– Боролись с чем?

– Со снотворными таблетками. Я не хотела их принимать. Никогда не хотела их принимать. Но мне пришлось, и я чувствовала себя пленницей. Я стремилась найти выход из плена, и дневник стал для меня просто способом выплеснуть эмоции, избавиться от плохих мыслей. Я страдала от навязчивых мыслей. Я бы никогда не сделала того, о чем писала.

– Мы в этом не уверены. – Дженнинг пристально вглядывается в мое лицо, и я качаю головой. – Потому что ваша дочь мертва. И кто-то убил ее. Вы признались, что спрятали ее в бункере. В том самом бункере, о котором вы никогда не рассказывали своему мужу, но упомянули здесь. – Он ударяет кулаком по странице, но тут же отводит взгляд и чуть заметно качает головой.

Ему не следовало этого делать… не следовало выходить из себя. Когда Дженнинг разжимает кулак и убирает руку, она дрожит. Он делает глубокий вдох и задерживает дыхание, но, выдохнув, тут же задает следующий вопрос. Никаких поблажек.

– По нашим сведениям вы однажды пытались забрать Фрейю у Эйдена. Это так?

Свадьба… Откуда они узнали о свадьбе?

Хелен. До сих пор помню выражение ее лица, когда она увидела, что я стою возле церкви, а Фрейя обнимает меня за талию. Недоверие. Гнев.

– Пыталась забрать ее?!

– Со свадьбы мистера Уильямса и Хелен Уильямс. В июле этого года. У нас есть показания, в которых говорится, что вы появились на их свадьбе и пытались забрать дочь. Это так?

– Кто дал эти показания? Хелен? Это Хелен вам сказала?

– Это так?

– Да, я была на свадьбе.

– Вы пытались забрать Фрейю?

– Я подошла к церкви… и, да, я пыталась забрать ее с собой домой.

– Вы собирались причинить ей боль?