Что случилось прошлой ночью

Сначала я подумала, что Фрейя померещилась мне в конце подъездной дорожки из-за навалившегося горя. Но потом я увидела ее за окном. И на кладбище. А затем снова на ферме.

Пытался ли мой разум убедить меня в том, что невозможное реально? Как раньше, когда я видела маму и папу? До сих пор помню, как у меня по коже побежали мурашки – ледяной озноб в тот теплый летний день, – когда я впервые увидела их на кладбище. Этого не может быть, подумала я. Но они стояли передо мной, и я видела их так же ясно, как безоблачное небо позади них. И то же самое я ощутила, когда увидела Фрейю. Она выглядела такой живой, когда брела по снегу.

А дневник – это все, что у меня есть… Тони говорила, что я должна попытаться как можно подробнее описать каждый день, предшествовавший постановке моего диагноза, и я постаралась это сделать. «Это все?» – спросила она меня, перелистывая страницы.

«Да», – ответила я. Все, что смогла вспомнить, я описала в мельчайших деталях, но в остальном в моей голове была одна пустота. Совершенно пусто, словно тех дней никогда не было.

А что, если все это правда? Что, если часы между тем, как я уложила Фрейю в постель и проснулась на следующее утро, – одна пустота? Мой разум решил стереть то, что предпочел бы не помнить. Он делал так раньше. Может, он сделал это снова…

Опускаю голову между колен, впиваясь ногтями в виски.

Все доказательства налицо. Улики говорят о том, что я убила Фрейю. Сердцем чувствую, что я этого не делала, не могла. Ни за что.

Но мой разум не доверяет мне… Он не доверяет самому себе. Он уже доказал, что является непревзойденным обманщиком, фокусником дешевых трюков и иллюзий.

Но моя дочь доверяла мне.

И я любила ее. Больше всех на свете. Я бы не стала использовать ее как оружие против Эйдена, чтобы разрушить его идеальный мир. Она сама была целым миром – моим миром. Она была всем для меня.

Наверняка есть другое объяснение.

Как полиция нашла бункер? Случайно наткнулись? Снег лежал таким плотным слоем, что я действительно верила, что они смогут его не найти. Но, видимо, все-таки я ошибалась. Только мои родители знали о бункере – все остальные, кто был в курсе, давно умерли, и его существование умерло вместе с ними, как причуда уходящего времени. Похороненный фрагмент истории. Реликвия моего детства, затерянная в моем воображении.

Но ты не всегда хранила этот секрет одна.

Комната покачивается, и я закрываю глаза. Выпрямляю спину и прислоняюсь к грязной стене, стараясь переосмыслить то, что подсознание пыталось сказать мне на допросе, и в деталях воскресить воспоминание, которое с трудом всплыло на поверхность, проложив себе путь через толщу мутной воды.

Я водила Хелен в бункер. Только один раз – всего за несколько дней до того, как сломала ногу, и папа закрыл люк навсегда. Ей там не понравилось. Она всегда держалась как принцесса, ей не нравилось пачкать платье или лохматить волосы, которые тогда ниспадали кудрявыми локонами. Больше я с ней туда не ходила. Но Хелен знала о бункере.

Это она рассказала полиции, где он находится. И о нашей с Эйденом любовной связи.

И, должно быть, это она рассказала полиции о моем дневнике. Она знала о тайнике: когда мы были маленькими, его не скрывали, – запасная кровать стояла у другой стены, и все наши детские сокровища мы прятали в буфете.

Наверное, Хелен заподозрила, что я говорю неправду, и рассказала полиции о бункере. Неужели она посчитала, что я могла убить Фрейю?

Если только…

А вдруг ее убила Хелен?

Но как она могла это сделать? Двери были заперты, никаких признаков взлома. И неужели она причинила бы вред Фрейе, чтобы наказать меня и Эйдена? Та Хелен, которую я знала, – Хелен, которая была моей лучшей подругой, – никогда бы не смогла сделать что-то подобное. Но я также никогда не верила, что она начнет отношения с моим бывшим мужем. Никогда не верила, что она предаст меня ради него. Но можем ли мы вообще знать, на что способен другой человек?

Подпираю кулаками подбородок, и костяшки пальцев горят под тяжестью моей головы, а мысли скачут вдаль.

Либо Хелен – в прошлом моя лучшая подруга, которой я доверяла больше всех, мачеха Фрейи, – сделала это… либо это сделала я. Либо Хелен убила мою дочь из мести, либо ее убила я, не отдавая себе отчет в действиях.

Но как мне узнать, что произошло на самом деле? Узнаю ли я когда-нибудь правду?

Убийца – она?

Или я?

41

– Просыпайтесь. Ваш адвокат здесь, – раздается голос от двери.

Я не спала: мои глаза были просто закрыты и быстро двигались под веками, когда улики против меня – и против нее – прокручивались, как старая пленка на проекторе, перед мысленным взором. Перекатываюсь на бок и сажусь. Женщина-полицейский стоит у распахнутой настежь двери.

– Двигайтесь поживее, – командует она.

Она не запирает за мной дверь, а оставляет открытой и, протиснувшись мимо меня, идет первой. Я послушно плетусь за ней по узкому коридору. Здесь нет окон, невозможно определить – день сейчас или ночь. Только ряд погруженных в полумрак камер и стойка регистрации, освещенная желтым искусственным светом.