Что случилось прошлой ночью

– Да? – Оливия прижимает кончик ручки к странице, и крошечная точка черных чернил пачкает белую бумагу.

– Я видела Фрейю. Несколько раз. Но я знаю, что этого не было в реальности. Я понимаю, что она мертва.

Мертва. Это слово разлетается вдребезги, ударившись об пол.

Смотри на ручку. Просто наблюдай за ручкой, когда она скользит по бумаге… и не думай о Фрейе. Просто сосредоточь внимание на чернилах, которые оставляют следы. Как следы на снегу, застывшие в вечности.

– Я не сумасшедшая, – шепчу я.

– Я так не думаю. И, судя по допросу, полиция явно тоже так не считает. Кроме того, судебно-медицинский эксперт, который беседовал с вами при поступлении, признал вас вменяемой. У меня есть результат оценки вашего психического здоровья. – Оливия постукивает ручкой по папке. – Вы солгали о своем тревожном расстройстве, но эксперт написал, цитирую: «Нет никаких признаков того, что она страдает психическим расстройством, которое помешало бы ей отвечать на допросе».

– Стандартная практика, – бормочу я.

– Проведение оценки психологического состояния не входит в стандартную практику, Наоми. – Оливия качает головой. – Они хотели убедиться, что вы способны отвечать на допросе, чтобы все, сказанное вами, было использовано в суде. Они также хотели с вашей помощью отклонить доводы защиты о том, что у вас был нервный срыв. Они прямо спросили вас, и вы категорически все отрицали, что сыграло им на руку. Их версия событий такова, что вы сделали это нарочно. Что это был преднамеренный акт, чтобы отомстить вашему бывшему мужу за разрыв отношений. И именно с этой точки зрения они будут рассматривать дело в суде.

Оливия ждет моего ответа, широко раскрыв и по-совиному округлив глаза, но я молчу.

Факты не лгут. У меня был роман с бывшим мужем. Он разорвал наши отношения, и я шантажировала его, чтобы он позволил мне оставить нашу дочь у себя на ночь. На следующий день она оказалась мертва, и я солгала об этом. Я спрятала ее в бункере, о котором известно лишь мне. Я дала полиции не ту одежду, чтобы собаки не нашли след по запаху. У меня на руках царапины, которые я не могу объяснить невинной привычкой. В прошлом я оставляла Фрейю без присмотра. И раньше меня посещали мысли о том, чтобы причинить ей боль, – это записано в дневнике черным по белому моим почерком. Но этого не случилось на самом деле. Это неправда.

Это не может быть правдой.

– Что ж, теперь нам нужно подумать не о том, какова их версия, а о том, какова ваша версия. Если вам предъявят обвинение, что вы будете говорить в суде? На чем мы будем настаивать?

Нужно рассказать ей о Хелен. О том, что Хелен знала про наши с Эйденом отношения и про бункер. Но что, если Оливия мне не поверит? Я уже вижу, – чувствую, как это исходит от нее, – что она считает убийцей меня. Думает, что у меня случился нервный срыв. Что я вышла из себя. Рассказав ей о Хелен, я сделаю только хуже. Выставлю себя обезумевшей женщиной, доведенной ревностью до убийства и обвиняющей во всем новую жену. И что, если я ошибаюсь? Что, если – несмотря ни на что – это на самом деле сделала я?

– Я уже не знаю, во что верить. Я была так уверена, но…

– Но?

– Я так устала. И мне так невыносимо. Я просто хочу, чтобы все закончилось.

– Мы можем покончить со всем этим, но вам придется решить, что вы собираетесь делать.

– А что я могу сделать? Посоветуйте, что мне следует делать.

– Я могу перечислить вам варианты, и их не так много. – Оливия поднимает руку и показывает палец с безупречным маникюром. – Первое. Вы можете признать себя виновной по обвинению, которое, среди прочего, будет касаться убийства. За такое грозит обязательное пожизненное заключение. Но вы утверждаете, что не убивали свою дочь, значит, это нам не подходит.

Она делает паузу, вглядываясь в мое лицо.

– Второе. – Оливия показывает еще один холеный палец. – Вы не признаете себя виновной, рассказываете присяжным свою версию событий, точно так же, как рассказали ее на допросе, и надеетесь, что это вызовет у них достаточно сомнений, чтобы они не смогли признать вас виновной. Помните – обвинение должно доказать свою правоту. Вам не нужно ничего доказывать.

Суд. Мне придется пережить все заново, пересказать все, что я сделала, чтобы скрыть случившееся, поведать обо всех событиях прошлого – о тревоге, о зависимости от таблеток, о том, сколько раз я ощущала себя плохой матерью, снова и снова, – находясь в помещении, полном незнакомых мне людей.

– Я не могу этого сделать, – говорю я и чувствую, как в груди все сжимается.

– Постарайтесь сохранять спокойствие. – Оливия тянется, чтобы коснуться моей руки. – Вам не нужно принимать решение прямо сейчас.

Смотрю вниз и концентрируюсь на том, как поднимается и опускается при дыхании грудь, желая, чтобы кислород наполнил легкие.

– Я не могу признаться в том, чего не помню.

– Но возможно ли, что ваш разум просто заблокировал воспоминания?

– Не знаю. Мне хочется ответить «нет». Но… я не знаю. Не могу быть уверена. Так что… пожалуй, да.