Однако интеллектуальная история вовсе не проповедует релятивизм. Ее задача – дать более нюансированное представление о мысли прошлого, выяснить, как она возникла, и понять, почему имели смысл различные варианты решения проблем, встававших перед людьми в прошлом, а также выявить, в какой степени на их деятельность накладывали ограничения идеологические конструкты, с которыми они сталкивались в своей жизни. Чувство эмпатии в отношении деятелей прошлого историку необходимо, но это не влечет за собой оправдания былых воззрений и поступков. Если интеллектуальные историки склонны к скепсису в отношении проектов, обещающих возможность совершенствования, и несклонны быть революционерами, то это проистекает из признания того факта, что на протяжении всей истории человечества действия влекли за собой непреднамеренные последствия, а идеи, сформулированные автором, переиначиваются его непосредственной аудиторией и в известной степени изобретаются заново последующими поколениями, живущими в ином интеллектуальном контексте. В свою очередь, это означает, что интеллектуальные историки, несмотря на все трудности изучения любых проблем прошлого или настоящего, получают более полное представление о том, почему некая идея была так важна, и о возможностях, открывающихся перед историческими акторами или перед нами самими, благодаря знаниям о слоях истории, из которых складывалась и продолжает складываться интеллектуальная жизнь. Как писал Джон Данн, знание того, как работают исторические идеи – например, демократия или либерализм, – позволяет прочувствовать ограниченные возможности политического активизма и в то же время ведет к признанию того факта, что сменявшие друг друга в Новое время политические доктрины не сумели дать ничего из того, что они обещали, в первую очередь обеспечить прочный мир[167]
. Подобный вывод вовсе не подразумевает отречения от политики или интеллектуальной жизни. Он скорее оправдывает создание гораздо более тонких инструментов для изучения идеологий прошлого и настоящего. Хороший современный пример такого рода – работа Колина Кидда, который снабдил аргументами сторонников юнионизма в Шотландии, показав, насколько выступления за единую Великобританию шли рука об руку с шотландским национализмом и вовсе не были враждебны ему, в чем нас пытаются убедить многие политики[168]. Другой пример – доводы Стефана Коллини в защиту гуманитарных исследований от обвинений в том, что они не вносят никакого вклада в экономический рост и потому не заслуживают государственного финансирования в университетах[169].Заключение
Интеллектуальные историки занимаются реконструкцией намерений, которые были у авторов, когда они писали свои тексты. Они соединяют изучение важнейших и менее известных опубликованных текстов того или иного автора и изучение всего спектра доступных рукописных источников. Кроме того, они соотносят произведения авторов прошлых эпох с окружавшим их идеологическим контекстом, дабы выяснить, что же все-таки авторы делали, чего добивались, работая с идеями своей эпохи. У сегодняшних студентов, занимающихся интеллектуальной историей, когда они сталкиваются с тем же самым автором, работы прибавилось: им нужно прочесть далеко не только самые известные труды изучаемых ими исторических акторов. В идеале студент-историк должен соотнести произведения данного автора с другими произведениями эпохи, прочесть все значимые работы, имеющие отношение к главным произведениям автора и питавшему их идеологическому контексту. Такой подход дает более глубокое понимание автора или идеи, особенно по сравнению с работами, которые ограничиваются одной лишь оценкой идей, приписываемых давно умершим сочинителям. Более того, интеллектуальная история вызывает у нас чувство уважения к прошлому и к авторам, сталкивавшимся в чуждом для нас интеллектуальном мире с трудностями, которые сегодня едва ли осознаются.