Сходный пример того, как бывший интеллектуальный историк возвращается к вигским практикам, мы находим в лице Дэвида Вуттона, автора ряда работ о ересях, неверии и политической мысли в Европе раннего Нового времени[166]
. Затем Вуттон обратился к истории науки. Данный случай не столь однозначен из-за самого предмета разысканий. Науку можно считать уникальной сферой исследований по причине очевидности прогресса, достигнутого учеными, и наглядности преобразований, вызванных разработанными ими технологиями. Если и есть такая сфера, в которой прежним идеям можно дать однозначную оценку с точки зрения их правильности или ошибочности, то это история натурфилософии и естественных наук. Сам Герберт Баттерфилд, что бы он ни думал о вигской теории истории в других областях, предложил совершенно вигскую интерпретацию истории науки в книге «Истоки современной науки: 1300–1800» («The Origins of Modern Science: 1300–1800», 1949), в которой он показал масштабы прогресса и описал триумф изобретательства. Развитие идей было наиболее очевидно в такой сфере, как медицина, однако историки медицины, как и историки науки вообще, вслед за Томасом Куном пытаются разобраться в идеях с учетом контекста времени их возникновения и ссылаются на гипотезы и конвенции, которые регулируют научную практику. Классический пример такого подхода – книга Стивена Шапина и Саймона Шаффера «Левиафан и воздушный насос: Гоббс, Бойль и экспериментальная жизнь» («Leviathan and the Air-Pump: Hobbes, Boyle, and the Experimental Life», 1985), в которой утверждается, что нападки Гоббса на экспериментальный метод Роберта Бойля были не эпизодом борьбы истины против лжи, а, скорее, следствием конфликта между различными социальными философиями, правильность которых с точки зрения науки не казалась современникам очевидной. Напротив, Вуттон в работе «Скверная медицина: как вредили врачи, начиная с Гиппократа» («Bad Medicine: Doctors Doing Harm Since Hippocrates», 2006) находит в истории медицины проявления добра и зла, причем добро дает о себе знать только начиная с 1865 г., когда Джозеф Листер стал использовать антисептики при хирургических операциях, после того как врачи 2300 лет больше вредили пациентам, чем спасали их. Вуттон ранжирует известных в прошлом ученых и указывает на ряд ошибок, препятствовавших прогрессу в медицине, называя их плодами откровенного невежества. Подобно Ласлетту в его последних работах, Вуттон обращается к текстуальному анализу и использует для обоснования своих аргументов весь инструментарий интеллектуальной истории. Впрочем, одновременно с этим он пишет, что цель «Скверной медицины» – сделать историческую науку актуальной для широкой публики благодаря выявлению «фантастических технологий», на которые опиралась медицинская практика до конца XIX в. Стоит признать, что интеллектуальные и прочие историки, отказываясь выносить оценочные суждения в отношении изучаемых ими предметов, снижают значение и актуальность своих трудов для общества.