Что такое искусство?

Но уже и в старину настоящими мастерами книги были те, кто имел дело с ее Смыслом. Переписчик и художник. В первую очередь мастер иллюстраций, так как бывали мастера заставок, буквиц ... Книга просвещала своих создателей, и один знал, потому что писал, другой живописал, потому что знал. Потомки мастера текста стали мастерами типографии. Потомки мастера изображений стали художниками-графиками.

Старый художник много наработал для современной книги, если вспомнить, что сам тип книги «кодекс», распространенный и по сей день, создан в прошлом. Поэтому в прежних и нынешних книгах есть обложка, есть подробное название, хочется сказать — «звание книги», — титул (лат.), вынесенный на специальную страницу. Старый художник создал традиции, принципы[151], то есть основные правила художественного оформления книги. Он оставил обычай украшать «вход» в книгу (обложка, ее первые страницы). Он оставил в наследство осмысленность заставок, щегольство концовок — этих малых изображений, отмечающих начало и конец главы. Он заботился о красоте написания текста, о красивой простоте букв, чтобы складывались они в легкочитаемые слова. Он умел нарядить заглавную букву в такое чудесное узорочье, что она из буквы превращалась в «буквицу», уподобляясь княгине — в сравнении с черными скромницами трудолюбивых строк*. * 308

Все эти принципы используются и ныне, к тому же в более подробной разработке. Например, появилась суперобложка («сверхобложка»), покрывающая основную обложку, будучи нередко значительно более красивой. Вспомни «супер»-палитру, «су-пер»-этюдник,украшающие наш первый альбом! Титульный лист иногда соединяется с противоположным листом контртитула, образуя «разворотный титул», торжественный, как увертюра[152]. Появляются шмуцтитулы — страницы, разделяющие главы. Заметь — в той и в этой книге шмуцтитулы, подобно конферансье, объявляют перед каждой главой, что именно увидит и о чем прочтет в ней наш уважаемый читатель. И, наконец, самозабвенное участие художника в пояснительном «иллюстративном» украшении книги («иллюстрация» — лат. — «поясняющее изображение»), то есть в создании иллюстраций, которые всегда были любы читателю. Их любит и читатель современный. Причем настолько, что нередко видит труд художника книги только в иллюстративном творчестве, хотя это не совсем так.

Создавая иллюстрации и особенно к литературным произведениям, художник как бы помогает нашему воображению своим, более изощренным. Каждый из нас, читая, по-разному видит облик литературных героев, картин жизни. Мы видим их «внутренним взором», потому что писал их писатель не кистью, а словом. Но именно художник, в отличие от нас, отдал свое видение бумаге! Благодаря ему, наконец, рассматриваем мы «взором глаз» тех, кого воображали. Мы торопимся сравнить «своих» героев и «его», торопимся вынести суждение — совпали «мои» с изображенными или нет! Радуемся совпадению, радуемся несовпадению, если оно поразило более тонким прочтением писателя; огорчаемся резким несовпадением, забывая даже порой, что иллюстрация — это пояснительное изображение. Да, художник поясняет, как он увидел! Совсем не настаивая, что его видение единственно возможное и наиболее близкое литературному Смыслу.

Иллюстрация — сложное искусство. Ему можно посвятить все свое творчество, выступая в книге (подобно старинным предкам) в роли «малых живописцев»*. Для художника книги иллюстрация важна, однако видит он в ней часть большого целого. Он думает об отдельном листе только в связи со всей книгой, как архитектор мыслит стену частью здания. Художник книги и напоминает архитектора, будучи ее «строителем».  * 309—313

Современная книга до сих пор не отказывается от старинного строения «кодекса». Кодекс — действительно «здание», в отличие от «реки» древнейшего свитка, рукописный текст которого спокойно течет в русле развернутого иль извивается спиралью внутри свернутого. Кодекс же обладает всеми частями здания, правда, составленными в другом порядке, учитывая особенности Живущего в нем Смысла.

Он живет за дверями обложки, и они отворяются-открываются-захлопываются, как двери на петлях, а в старину запираясь на замок-пряжку. Он живет среди плотно сомкнутых стен-страниц, упирающихся в свод-крепление (кстати свод и бывает сводом, если открыть книгу пошире, опрокинув ее шалашом). А когда входит в книгу ее гость (твой живой ум), смысл книги встречает его в просторных залах разворотов. Тебя встречает строгая простота белых стен-страниц, прекрасных своими пропорциями в соотношении высоты и ширины; прекрасных самой светлотой, на которой красиво выступает черный ажур ступеней-строк, отлитых из букво-слов.

По ним бегут твои глаза в погоне за смыслом, увлекательно поднимающимся с каждой из них. В этом беге по строкам-ступеням твой разум, твое воображение, набрав скорость, как разбежавшийся планер, начинает парить на крыльях смысла и собственной фантазии. И через книгу ты выходишь в любое воображаемое пространство — космоса, океана, земли, прошлого, настоящего и будущего.