Что такое искусство?

Стоит лишь вглядеться, чтобы увидеть весь этот мир линий и пятен, «мир атомов», составляющих «материю графического изображения». И убедиться в совершенно исключительном значении «ее величества линии»! Среди трех компонентов она — наиважнейший. (Цвет бумаги включается в изображение.) Расположение же пятен чаще всего зависит от общего линейно-контурного строя. И даже там, где линии вроде бы и нет, она все равно есть, ибо присутствует в общем силуэте изображения, в контурах главных его частей, хотя бы в контуре самого пятна.

В гравюре же линия — владыка. Здесь она раскрывает все свои неисчерпаемые богатства, всякий раз поражая блеском выдумки. Оно и понятно, если сами техники гравюры возникали в труде извлечения линии из недр дерева и металла. Линия в гравюре — все одно что нить в руках ткачихи, и Гравюра, подобно Афине[145], ткет премудрость изображения, то есть сплетает его Смысл в самых необыкновенных линейно-нитяных переплетениях. Порой совершенно фантастических по изощренности их соединений, столкновений, разъединений.

Сплетая гравюрные линии, мастер может построить любой объем, любое пространство, по-разному обыграть плоскость и создать любой силуэт. Вглядись! — в гравюре заключено удивительное живописное богатство. Линия-штрих (нем.) порождает неповторимую «черно-белую живопись», вбирающую в себя все тончайшие оттенки серого между черным и белым. Но это не готовая палитра с разложенным на ней разнообразием красок, как у живописца. Гравер добывает цвета прямо на бумаге, сгоняя линии в плотную черноту иль разряжая их, чтобы в нужную меру выпустить цвет бумаги. Не больше, не меньше, а ровно столько, сколько необходимо для получения «серого» нужного оттенка. Гуще-плотнее сдвинутся черные линии — серый цвет «поплотнеет»; раздвинутся, выпустив побольше белого между собою — серый засветится. Как и в мозаике, в черно-белой гравюре существует оптическое смешение. Убедись в этом, посмотрев в Третьяковской галерее ксилографии В. А. Фаворского вблизи и чуть издалека*. Невероятнейшее сплетение линий (поражающее вблизи своей ювелирной отточеннностью) издалека сливается в изображения, мерцающие серебристым шелком. Мы наблюдаем удивительную игру оттенков — слияние серых, жемчужных, серебристых, сталкивающихся с непроницаемой чернотой иль выходящих в ослепительную белизну. И все это результат «гравюрного ткачества», процесса сложного, многотрудного. Он требует от художника таланта, предвидения Маэстро и терпения, золотых рук Мастера. * 288—289

Зато результаты искупают большую меру труда, ибо в гравюре созданы образы и наитончайшие и монументальные. Настоящие гравюры-монументы. Именно поэтому столь разнообразно входит гравюра в нашу жизнь — эстампом на стене, отдельным листом, листом серии, иллюстрацией книги иль целой книгой. А в прежнее время, как мы помним, она знакомила людей с произведениями искусства, ибо именно в гравюре репродуцировались наиболее прославленные.

Классическую[146] гравюру легко увидеть в многолюдной семье Графики не только по признакам линейного богатства. Благородная простота художественного образа, добытая таким трудом, заключает в себе мир бесконечных открытий для внимательного зрителя. Гравюра обладает такой же притягательной красотой, как музыкальное произведение, которое хочется слушать без конца.

Иногда графику называют искусством интеллектуальным (лат.), то есть разумным, мыслительным. У нее есть на то все основания. Начиная хотя бы с упомянутой способности графического изображения «подхватывать мысль на лету», кончая огромной областью современной графики — «искусством книги»*, то есть искусством оформления книги любого содержания. Книга же — плод мысли, интеллекта, «кладезь премудрости», как говорили прежде, и требует от мастера рассудочного интеллектуального подхода к ее художественному построению. Искусство книги потому принадлежит графике, что среди других искусств именно она особенно легко, естественно соединяет Изображение и Слово; именно в ней выражается всеобщая человеческая способность: рисовать — размышляя и размышлять — рисуя, независимо от умения и художественных навыков. Графика и родилась раньше письменности (первой среди изобразительных искусств). * 305, 304

«Раздумчивые рисунки» великих людей иногда издают отдельными книгами. О них пишут, как писали о рисунках Пушкина. Но дошли-то они до нас на полях его рукописей! Словно переливалась мысль во время капризного процесса творчества из Слова в Изображение, а затем вновь уходила в русло многотрудного Искусства Слова. Будто бродит причудница-мысль, а рука послушно ей следует. И то сплетет изображение линией, льющейся из-под пера, то ее же протянет длинной вязью письма, оставив тут и там неповторимое свое первокасание, особенный свой почерк, не похожий на других.