Щупальцем твоего тела, твоим лишним органом, твоим дочерним предприятием. Я слишком люблю тебя, ты – моя африканская лихорадка, ты ударяешь мне в голову как фруктовое вино. Ты – моя эйфория, моя печаль, единственный язык, которым я владею и которого не понимает никто; этот язык – чужой всем жителям Земли, остающимся глухими к его звукам. Я направляю твою жизнь. Наверное, я упал на тебя, как капля воды, и меня никто и никогда больше не найдет. Возможно, я еще представляю собой что-то или кого-то, например заблудившегося путника. Моя любовь и мое оцепенение, я двигаюсь через тебя, как через пересохшее русло реки, и ты нависаешь надо мной, как горная гряда.
– Не понимаю, о чем ты.
– Мне хотелось бы порвать с тобой, а утром случайно обнаружить тебя на краю постели.
Ты думаешь, что наши сны никогда не сольются. Ты думаешь, что у каждого из нас – свой частный сон, и вышибалы вышвырнут любого чужака, посмевшего постучаться в его дверь.
– Кошмары персональны, как зубная щетка.
– Хватит болтать. Мало мне шума с улицы.
– Я хочу бросить тебя на эту ночь.
– Ну, ложись в гостиной. И свет выключи.
Не мучь меня сегодня
Не мучь меня сегодня. Я был неправ. Я ошибся. Ты пострадала из-за меня. Ты имеешь право вернуться назад, пересмотреть каждый прожитый нами день и завести на меня дело. Я не прошу адвоката и даже откажусь от последнего слова в свою защиту. Если у тебя еще остаются какие-то неясности в том, что касается моего поведения, моего к тебе отношения или сказанных мною слов, клянусь, я охотно тебя просвещу. Постепенно я стану для тебя прозрачным, как вода. Я плохо любил тебя, а порой и вовсе не любил, но сегодня дай мне шанс полюбить тебя по-настоящему. Мне надо было с первого дня признаться тебе, что я – всего лишь машина, асфальтовый каток, и моей целью с самого начала было уничтожить тебя, растоптать, как флаг проигравшей войну страны.
– Не мучь меня сегодня.
– Ты же видишь, что я ухожу.
Я не хочу. Я отказываюсь превратиться для тебя в воспоминание. Воспоминание о крахе. Ты даже не узнаешь, что мы были счастливы, – в промежутке между двумя землетрясениями, двумя наводнениями, двумя бомбежками, после которых мы на долгие месяцы глохли.
– Это счастье для меня отвратительно, как и мое влечение к тебе. Ты пользовалась этим, чтобы заманить меня во тьму группового секса.
– Отныне мы будем заниматься любовью при свете.
– Мы больше никогда не будем заниматься любовью.
Я сдаюсь. Капитулирую окончательно и бесповоротно. Останься, и я стану целомудренным, как импотент. Мы можем опять спать в одной постели. Тебе больше не надо будет меня бояться. Мы можем тесно прижаться друг к другу, и тебе ничто не будет угрожать.
– Если хочешь, я даже перестану тебя любить.
Я буду соседом по лестничной клетке, единомышленником, верным слугой, на которого с годами начинают смотреть как на члена семьи.
– Ты тоже можешь превратиться в коврик в ванной.
Только скажи грузчикам, чтобы уходили. Пусть завтра приходят. Пусть перестанут упаковывать половину нашей жизни в картонные коробки. Я не хочу, чтобы все эти годы увез грузовик. Как будто их везут на кладбище в заклеенных скотчем гробах. Или забери меня с собой, посадив, как кота, в переноску.
– Я уверена, что у тебя от унижения встает.
Помеха
Если ее шельмовать, нападать на нее прямо, в лоб, или исподтишка, от нее ничего не останется. Наша любовь, как и любая другая, – вещь хрупкая, а ты прешь на нее, как танк или реактивная установка. Ты никогда не хотела, чтобы мы завели ее в сухой док и попытались заделать в ней бреши, как в корабле, налетевшем во время шторма на скальную гряду. Ты считаешь, что наш брак стал для тебя помехой и что снаружи тебя, как пылкий любовник, ждет счастье. Ты веришь, что другие поспешат поделиться с тобой своей радостью и подарят тебе немного своего смеха, тогда как я вынуждаю тебя сосуществовать с моей непреходящей печалью.
– Ты даже смотреть на меня не хочешь.
Ты боишься взглянуть мне в глаза – слишком черные или слишком синие, ты уже не помнишь какие, потому что успела их забыть, как и остальные черты моего лица. Если я ем в твоем присутствии, тебя тошнит, как будто я перед тобой блюю. Ты ждешь, пока я выйду, и только потом садишься завтракать. Вечером, когда я возвращаюсь, ты уже поужинала. Ты боишься прикоснуться ко мне, как будто мое тело липкое, или бьет током, или покрыто кишащей микробами слизью. Ночью ты спишь в спальном мешке, надежно защищенная от моего члена. Ты даже прячешь голову в этот невиданных размеров стеганый пояс целомудрия, горячий, как внутренности, лишь бы не ощущать моего запаха. Свою зубную щетку ты убираешь в футляр, чтобы моя не коснулась ее своими щетинками.
– В субботу ты встаешь пораньше и исчезаешь.
Ты гуляешь по Женеве, заходишь в универмаги и городские парки и, как в ловушку, ныряешь в кино. Ночуешь ты в отеле. Жизнь без меня превратилась для тебя в самоцель и редкостное удовольствие.
– Еще более яркое, чем начало нашего знакомства.