ОР РГБ. Ф. 620.
«Музыка прежде всего»
Эхо Батума. 1920. 10 сентября. Заметка подписана «'
«Немногое, но о многом»
Батумская жизнь. 1920. 18 сентября.
Слово. 1920. 24 сентября. В театральной студии, руководимой Н.Н. Ходотовым в Тбилиси, Мандельштам провел занятие с актерами (см.:
Руки брадобрея
И послал фараон, и позвал Йосефа,
вывели его скоро из ямы,
и он остригся…
Всех не переброешь.
Парикмахерская тема пришла в русскую поэзию в начале XX века, как и одновременно в русскую живопись, что было одной из линий обращения к эстетике улицы. Приманкой для художников и поэтов была лубочная стилистика вывесок парикмахерских1
(тронутых еще Гоголем2), их «бытовая иконопись»3, театрализованность их интерьеров4 и уклада5, дешевая импозантность витрин с обряженными в парики болванками голов. Памятны картины М. Добужинского «Окно парикмахерской» с муляжами голов, навевающими мысли о декапитации, М. Шагала6 («В парикмахерской», 1914) и особенно парикмахерский цикл Михаила Ларионова. Последний стал (по свидетельству Крученых)7 источником для стихотворения Маяковского:(Неудивительно, что этот диалог с парикмахером как носителем обывательских резонов входил в декламаторский репертуар Даниила Хармса.)
Петр Потемкин воспел парикмахерских кукол:
И на Иннокентия Анненского ужасом повеяло от этой гофманианы: «Страшно мне как-то за Петра Потемкина»9
. Потемкин создал и «влюбленного парикмахера», автопортрет которого содержит отсылку к профессии:Носителем провербиально связавшейся с ним презренной мещанской эстетики11
брадобрей и волосочесатель (попутно сближенный с киномехаником12) выступает в одном русском стихотворении 1929 года («Благополучие»):