Что знают мои кости. Когда небо падает на тебя, сделай из него одеяло

Я сразу же стала использовать эти идеи. Однажды к нам на обед пришел брат Джоуи. Он сказал, что недавно повредил руку. Я стала рассказывать ему, как повредила большой палец на руке, но он отреагировал на мои слова как‑то без энтузиазма. И тогда я подумала: «Похоже, я веду себя неправильно. Наверное, не следовало сравнивать наши травмы, тем более что моя была совсем несерьезной. Наверное, я должна была просто подтвердить его боль и посочувствовать». На следующий день я отправила ему сообщение: «Мне так жаль, что ты повредил руку. Это очень выматывает». И там же поделилась с ним парой ссылок на обезболивающие мази, которые помогали мне самой. Он меня поблагодарил. «Похоже, теперь я поступила правильно», – подумала я.

Но таких важных моментов все же было немного, и случались они редко. Однажды я рассказала доктору Хэму о подруге, которая только что пережила тяжелый разрыв.

– Я выслушивала ее часами, но мне не кажется, что от этого ей стало легче. Может быть, мне не нужно было давать ей советы? Может, стоило просто сказать: «Как же тебе тяжело!»? Может быть, она этого и хотела?

– В точку! Подобные слова были бы очень полезны.

– Вы так думаете? Вот черт!

Весь сеанс я терзалась угрызениями совести из-за того, что не подумала об этом раньше.

– Вы снова погружаетесь в терзания, – заметил доктор Хэм. – Сработал триггер. Не поддавайтесь этому чувству.

Каждый раз, когда он это говорил, я начинала спорить:

– Нет, я вовсе не терзаюсь. Я вообще не знаю, что такое терзания. Никаких триггеров!

А он просто кивал. В конце концов, я осознавала триггер, смущалась, что не заметила этого сама, начинала терзаться еще сильнее и мгновенно погружалась в состояние «я никому не нужна и умру в одиночестве». В такие моменты, когда я начинала говорить о себе ужасные вещи, доктор Хэм безуспешно пытался подавить смех и называл меня глупенькой. Почему‑то (приписать это могу только своему азиатскому происхождению!) я не принимала этого на свой счет и начинала парировать: «Я не глупая, это вы глупы! ГЛУПЕЦ!» Мы начинали смеяться вместе, и после этого я могла продолжать работу.

* * *

Как‑то мне приснился сон, что я учусь рисовать. Я подружилась с двумя женщинами, мы рисовали закаты на ранчо и очень сблизились. Когда мы рисовали море, одна из них заговорила о своем разводе. Говорила, говорила и говорила. Тогда я сказала ей: «Это действительно очень выматывает… Кстати, не следует ли здесь использовать синий цвет?» И тогда она воскликнула: «С вами невозможно разговаривать! Вы не умеете слушать! Я никогда больше не стану вам ничего рассказывать!» И убежала. Я побежала за ней с криком: «Подождите! Подождите!» Обливаясь слезами, я твердила себе: «О, нет! Я не поняла ее! Не почувствовала, что ей нужно!»

Мой сон насмешил доктора Хэма:

– Но почему сон был таким буквальным?

– Я знаю! – воскликнула я. – Мое подсознание могло бы постараться быть менее навязчивым.

Через полтора месяца я посмотрела видео, которое полностью изменило тон терапии.

Я просматривала на YouTube старые выпуски Saturday Night Live и вдруг обнаружила, что у доктора Хэма есть свой канал. Пролистав его, я не смогла сдержать смеха. Доктор, который постоянно сыпал непонятными жаргонными словечками, ухитрялся давать своим роликами самые непривлекательные названия в мире! Я кликнула на видео под названием «Исцеление травмы привязанности через настроенную любовь»¹.

Это была запись сеанса отца и дочери. Их разговор направлял доктор Хэм. Картинки не было, только аудиозапись, которая транслировалась белым текстом на черном фоне. Мне показалось, что дочери немного за двадцать, а ее отец представлялся мне крупным, суровым уроженцем Нью-Йорка. Сразу стало ясно, что отношения между ними не самые лучшие, потому что дочь явно не ощущала отеческой заботы. Когда отец злился, он выходил из себя и орал, что она – избалованная эгоистка. Из-за этого дочь боялась обращаться к нему, когда ей было что‑то нужно. Такая динамика еще более усилилась после смерти члена семьи. Родители так страдали из-за этого, что совершенно позабыли о том, что дочери тоже нужно помочь пережить горе. Когда дочь пыталась выразить тревогу или печаль, родители отвергали ее чувства, твердя, что она слишком драматизирует, и уверяя, что их боль куда сильнее.

Поначалу дочь вела себя очень сдержанно и осторожно. Но под руководством доктора Хэма она начала плакать, голос ее задрожал. Она отпустила лавину гнева и печали – эти чувства накапливались годами, не находя выхода.