Чтобы человек стал Богом

Все мы вовлечены в одну и ту же историю, которая одновременно и разворачивается во времени, и выходит за рамки времени. Именно поэтому тот же механизм кенозиса, который объясняет, что божественная сущность Христа не постоянно преображает Его человеческую сущность, но только на Фаворе, позволяет также понять, что Христос присутствовал в Аврааме или в Моисее, реально, как и в каждом человеке, но так, что это присутствие не проявлялось. И таким же образом Христос присутствует и в нас, со всей Своей божественной природой, но из-за того же кенозиса, который есть в нас, мы этого не чувствуем; добровольный кенозис в Христе, ощущаемый и даже бессознательно ощущаемый большинством из нас; сперва уловленный, а затем, как мы видели, постепенно становящийся добровольным, — у святых. И это потому, что наша жизнь, каждая человеческая жизнь, совпадает, таинственным, но реальным образом, с жизнью Христа, наше рождение совпадает с Его рождением, и наша смерть — с Его смертью, а слава Христа при Воскрешении не может пока открыться в мире, хотя со стороны Христа, по словам святого Павла, она уже явилась[1542].

г) Роль таинств

Итак, это «первородное искупление», если использовать удачную формулировку Пола Хитца, достигает всех людей во все времена и во всех местах; независимо от принадлежности к той или иной религии; независимо от исповедания веры и таинств; но в точной зависимости от поведения каждого, в соответствии с объявлением о Страшном Суде, переданном нам в Евангелии от святого Матфея[1543], и оно не отделяет крещёных от некрещёных, и даже верующих от неверующих.

Как же тогда быть с таинствами?

Их роль находится на уровне личного обращения, а не в онтологическом плане, как считается обычно. В нашем богословии мы считаем, что крещение не должно нас действительно вводить в плоть Христа с онтологической точки зрения, поскольку всякий человек уже с момента своего рождения является телом Христовым. Святой Пётр правильно определяет место христианского крещения, противопоставляя его языческим ритуалам: «не плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести[1544]». Противопоставление не только между воздействием на тело и воздействием на душу, но между магическим воздействием, с одной стороны, онтологического порядка, эффект которого обеспечивается правильным исполнением ритуала, как в случае химической реакции, а, с другой стороны, поведением конкретной личности в отношении к Богу. Таинство всегда имеет в себе ощутимый знак, но его действенность не сводится от этого к воздействию физического порядка. Этот ощутимый знак, через восприятие нашими чувствами, адресован нашей личности и предназначен облегчить ей обращение.

Каждый раз, когда мы будем пытаться осознать действенность таинств в терминах природы, преобразования нашей природы, неизгладимой печати, налагаемой на нашу природу, мы неизбежно будем оставаться в категориях магии. Следовательно, необходимо, как нам кажется, передать заново все онтологические формулировки, часто используемые для таинств, через категории личных отношений, личного настроя.

Но из того, что эффект таинств не онтологического порядка, не следует, что этот эффект находится без всякой связи с природой. Наше обращение — это принятие божественной природы, не в виде могущества славы, но в виде могущества любви, в той степени, в какой, благодаря нашему свободному сотрудничеству со Святым Духом, мы позволяем ему конкретно проявляться через человеческую природу в тех условиях времени и пространства, в каких мы получили миссию освятить эту природу, то есть на уровне чувственной реальности, где наши тела и наши жизни различимы и связаны.

Впрочем, именно в той мере, в какой мы лично позволили божественной природе проявлять своё действие любви в нашей человеческой природе, в той же мере мы будем лично испытывать в вечности ту же божественную природу, как могущество славы. Именно в этом смысле отец Перигер мог написать: «Нет тернового венца и венца славы: есть только терновый венец, который есть венец славы[1545]». Слава — это не награда, пожалованная вдруг, это просто другой способ испытывать любовь, которому мы научились в большинстве случаев через страдание. Именно поэтому мы познаем славу только в той пропорции, в какой мы научимся любить.

Для христианина отказаться от священных знаков, выбранных Богом и его Церковью, если только это не происходит по серьёзным и совершенно особым причинам, было бы равносильно отказу от встречи с Божественной Любовью. К тому же, священные знаки должны быть действительно совершены для того, чтобы облегчить эту встречу.

Но для нехристианина другие знаки могли бы сыграть ту же роль, и даже какие-либо третьи знаки могли бы послужить неверующим.