Чтобы человек стал Богом

«Если прекращается поиск, начинается обладание. Душа и Бог не в плане существа, но в плане познания и любви, составляют одно» (это официальная позиция; это то, что следует говорить, чтобы не быть проклятым; и это даже примирение учения святого Фомы Аквинского и Дунса Скота[1553]: для первого союз с Богом состоит в его познании, а для второго — в любви к нему). «Две природы в одном духе и в одной любви» (очень расплывчатая переходная формулировка, где аббат Делаж, однако, снова вводит идею некоторого союза в онтологическом плане: «две природы»). Затем следует воспоминание о личном опыте, которое постепенно приводит его к утверждениям, противоположным тем, которые он высказывал вначале: «Это глубокая близость; это совершенная общность, это растворение без примесей и неясностей» (сама по себе, в значительной степени неохалкидонская формулировка, но здесь она, скорее, нацелена на постоянство различения личностей при общности их в одной природе).

«Мы — это Он, а Он остаётся в Себе. Мы — это всё, что Он есть. У нас есть всё, что есть у Него. Мы знаем Его, мы Его почти видим. Мы Его чувствуем, мы Его пробуем, мы Им наслаждаемся, Им живём и Им умираем» (Это «мы» употреблено здесь явно из скромности)[1554].

«Мы — это всё, что Он есть». Это не мешает аббату Делажу, в следующем отрывке текста говорить о прогрессе: «Чем дальше мы идём, тем больше мы наслаждаемся совершенством Бога. Это постепенное наполнение, чередующееся с моментами видимых остановок. Затем накатывает новая волна, которая проходит дальше первой и кажется, что она пришла из большей глубины. Ничто не впечатляет так сладко, как это распространение божественного действия, идущее из самой сокровенной глубины души и достигающее зоны, соприкасающейся с чувственным миром[1555]». Нет никакого сомнения, что если бы аббату Делажу было известно восточное различение между сущностью Бога и его несотворёнными энергиями, то он воспринял бы его благосклонно. Нам кажется, что это единственный способ поддержать наше действительное обожение в Христе и при этом не впасть в пантеизм. Но это также лучший способ отдать отчёт в этом личном, бесконечно идущем вперёд, присвоении Божественной Любви, такой, какую её испытывали большинство мистиков и которая должна так же бесконечно продолжаться в вечной жизни.

Да простят нам, что мы снова возвращаемся к статье, которая кажется нам до сих пор не утерявшей значения, которую мы написали несколько лет тому назад для журнала Christus и которая затем, в силу различных обстоятельств, появилась в Messager de l’Exarchat[1556]: