Чтобы человек стал Богом

Всё это составляет самую суть христианства, хотя и находится полностью за пределами воззрений святого Фомы Аквинского. Вслед за многочисленными богословами и добровольными комментаторами, отец Е. Мерш предпринял попытку христианизировать святого Фому по этому вопросу. Но для более методичного о. К. Баумгартнера[1562] не составляет никакого труда показать, что святой Фома никогда не допускал нашего введения в жизнь Троицы. Наше усыновление, согласно святому Фому Аквинскому, не делает нас сыновьями того же Отца наравне с Сыном, но только сыновьями всей Троицы в целом, так же, как внутри Троицы Сын является Сыном Отца.

Согласно всем схоластическим богословам, мы не можем быть по-настоящему введёнными в жизнь Троицы, по той простой причине, что для них, союз с Богом, даже в жизни вечной, или «обожение» человека, когда они осмеливаются хотя бы повторить этот термин, такой близкий восточной традиции, состоит просто в том, чтобы познать Его. Для святого Фомы Аквинского имеется две возможных модели присутствия Бога в человеческих существах. Он может присутствовать в них, поскольку говорится, что причина в некой форме присутствует в следствиях; и в этом смысле Бог присутствует во всём, что Он создал. Но есть и другой вид присутствия, свойственный разумному созданию: «… согласно ему, говорим, что Бог существует как познанное в познающем и любимое в любящем[1563]». Рассматривая внимательно, в чём заключается наше блаженство, святой Фома Аквинский уточняет, что то, что в действительности его составляет, будет являться актом познания божественной сущности[1564]. Тем не менее, в течение веков предпринимались многочисленные попытки исправлений. Не стоит приводить их здесь. В качестве примера укажем только на некоторые из недавних таких попыток.

В 1928 году о. Морис де ла Тай, член Общества Иисуса, подчёркивал, цитируя святого Фому Аквинского, что блаженное видение подразумевает всё-таки с нашей стороны некое реальное преображение нашего разума под влиянием Бога, в качестве подготовки к нему. «… Для того чтобы божественная сущность стала чем-то внятным для сотворённого разума (что необходимо для того, чтобы божественное существо сделалось доступно зрению), необходимо, чтобы сотворённый разум был поднят на этот (уровень) властью трансцендентного порядка[1565]».

Позже о. де Море-Понжибо пытается показать, что подъём нашего разума на уровень божественной сущности без одновременного преобразования всего нашего существа был бы чем-то чудовищным[1566].

Романо Гуардини, в свою очередь, настаивает в особенности на том факте, что это созерцание божественной сущности познакомит нас с самими божественными ипостасями[1567].

О. Баумгартнер пытается пойти ещё дальше в русле богословия греческих Отцов. После отчётливого признания факта, что наше участие в божественной природе является истиной веры[1568], он следующим образом комментирует учение Отцов: «Согласно Отцам, Бог сам отдаётся, сообщается, материально соединяется с верующим. Верующий онтологически соединён с самой реальностью Бога, с тремя божественными ипостасями…». Вот слова, которые могли бы нас только порадовать! Чего ещё желать?

Да, большего не нужно, если бы только, как обычно, слово за слово, дальнейшие объяснения не лишили Откровение его содержания. Так, на следующей странице о. Баумгартнер уточняет: «Не следует, конечно, думать о прямом «сообщении» божественной субстанции. О. Гардей прав, когда пишет «Бог не мог бы соединиться с субстанцией души для того, чтобы подготовить её в своём онтологическом существе, в том же духе, в каком Он готовит её милостью: душа стала бы Богом»[1569] !…».

Тем не менее, по сравнению с предшественниками, наблюдается некоторый прогресс в том, что о. Баумгартнер чётко признаёт, что союз верующего с Богом не может быть выражен в достаточной мере в категориях действующих причин и уподобления[1570]. Другими словами, официальное западное богословие приходит, наконец, к середине XX века (1963 год) к признанию того, что мы недостаточно отдаём отчёт в союзе с Богом, в жизни вечной, когда объясняем, что Бог постепенно нас преобразует, поскольку Он нас создал, до тех пор, пока мы не станем относительно похожи на Него самого.