Зубы скрипели, эмаль крошилась, но я не стал нагнетать, позволил ей немного поворчать и держался максимально отстраненно, не вытаскивал ее на разговор. Придет время, она сама раскроется, я просто терпеливо буду ждать.
Если что-то случится с ребенком из-за меня, я просто никогда себе не прощу. Боже, пожалуйста, не надо мне ангелов, не нужно мне защиты и покровительства. Все ей отдаю. И малышу…
Верю, верю я…
Признаю, что был неправ даже в неосознанной реакции, что перепуталась с моим прошлым.
Приемный день еще не закончился, потому нас записали к свободному гинекологу Васильевой Яне Петровне. Нам ждать не пришлось, видно, мое «угроза срыва» сработало на медсестру, и нас пропустили без очереди.
Врач сама вышла навстречу, выглянув из кабинета:
— Чудакова кто?
Настя подалась вперед и бросила в меня уничтожающий взгляд, когда я ринулся следом.
— А вы папочка? — приспустила очки гинеколог и взглянула из-под кудрявой рыжеватой челки.
Вот сейчас и узнаем. У меня застыло все внутри, будто меня с головой опустили в азот. Сейчас я просто разломаюсь на кусочки и никогда не смогу больше собраться до кучи.
Настя замялась, заломила руки на груди и всмотрелась в мои глаза. Она хмурилась и кусала губы, будто решалась на что-то очень для нее важное, а потом кивнула и быстро отвернулась.
А у меня с души камень свалился. Да что там, гранитная глыба рухнула к ногам и освободила дыхание. Я верил ей без слов. Не нужны доказательства, тесты, убеждения, просто видел по синим, полноводным глазам. Не было у нее никого, кроме меня. Это грело душу, но и кромсало, потому что мой унизительный вопрос в машине разбил ей сердце. Теперь я это понимал и пока не решил, смогу ли себя простить. Сейчас не время терзать свою душу, нужно малышу помочь.
— Подожди в коридоре, — тихо проговорила Настя, когда я ступил к дверям.
— Нет-нет, пусть заходит, — поддержала врач. Бросила взгляд на мою измазанную в кровь рубашку, но только улыбнулась кротко. — Присаживайтесь сюда, — показала на стул. — Настя, раздевайся и ложись на кресло, а я пока послушаю, что у вас случилось.
— Она понервничала и стала жаловаться на боли, — выпалил я на одном дыхании. Настя спряталась за ширмой и зашуршала одеждой.
— Какие боли, Настюш?
— Покалывание, — пожаловалась Малинка. — И тянет неприятно.
— Выделения есть?
— Нет.
Я слышал, как она сбрасывает одежду и карабкается на кресло. Оно так жутко скрипело, что мне хотелось подбежать и помочь ей.
— Ясно-ясно, — Яна Петровна что-то написала в тетрадке, а потом спросила у меня: — Какой срок?
— Шесть недель, — я не считал, просто знал эту цифру. Наверное, потому что отмерял каждый день от знакомства с Малинкой.
— Какие маленькие, — поворковала гинеколог и, ласково окинув меня взглядом, убежала за преграду. Что-то тихо говорила Насте, а я ерзал на стуле и не находил себе места. Невероятно: я стану отцом. До меня потихоньку доходила эта мысль, и меня просто распирало от счастья.
Пока Настя одевалась, Яна Петровна быстро-быстро что-то написала на узких клочках бумаги, а меня откровенно потряхивало от волнения. А если что-то серьезное?
— Вот, — врач прижала пальцем один из листиков к столу и продвинула его ко мне. — Здесь витамины, магний и укрепляющий чай. Все у вас в порядке. Плод быстро развивается, организм перестраивается, а Настя очень чувствительная. Тонуса нет, угрозы нет, так что не волнуйтесь. Вот, — она подвинула еще один листик, ровно приставила к предыдущему, — на всякий случай сдайте завтра утром анализы.
Настя вышла из-за ширмы и, не глядя на меня, спросила у врача:
— Петь можно?
— Детка, конечно, — гинеколог расплылась в теплой улыбке. — Противопоказаний нет. Пой, сколько душе захочется, малышу только в пользу. Он будет тебя слушать и привыкать к голосу. Если что-то серьезное анализы покажут, я сама позвоню. Жду вас, — женщина замолчала. Она долго водила пальцем по настольному календарю, и ее волосы переливались медью в свете больничных ламп. — Приходите второго марта.
Настя стояла у стола и будто боялась пошевелиться, а когда она потянулась за рецептом, я перехватил листики.
— Мы все сделаем, спасибо, — и, сцапав ее руку, переплел наши пальцы.
Яна Петровна рассматривала нас некоторое время, а потом добавила:
— И никаких нервов, побольше любви, — она коварно прищурилась. — Секс не запрещаю.
Настя чуть дернулась, пытаясь вырвать руку, но я не позволил. Поблагодарил врача и потянул Малинку на выход. Знаю, у нее гормоны зашкаливают, и любые обвинения сейчас стерплю, только бы она дала шанс. Я всей своей душой чувствовал, что она — моя. Та, которую искал. Та, без которой жизнь пресна и скучна.
Моя женщина. Мать моего будущего ребенка.
Глава 40. Настя
Я не могла вырвать руку, не потому что Саша не пускал, сама не хотела его потерять. Мне казалось, что стоит нашим пальцам отдалиться, нас закрутит в шальном танце реальности и больше никогда не свяжет.