Чудачка для пианиста

Гроза так пронзительно смотрел, когда ждал ответа, отец он или нет, что я не смогла выдавить и слова, просто кивнула. Я думала, что Саша отступит и останется в коридоре, но пошел со мной к гинекологу. От этого было и стыдно и приятно тепло. А когда он, не задумываясь, назвал срок, я поняла, что безумно ошиблась и все это время зря думала о нем плохо. Что все эти переживания — просто мои сошедшие с ума гормоны, а никакое не предательство. Он ведь и правда не отказывался от ребенка, просто уточнил, просто спросил. А я…

Пока лежала на кресле, представляла себя на месте Саши и хотелось выть: я бы тоже так спросила, я бы тоже сомневалась и не верила. За что же я его выдергивала из себя и уничтожала? Просто так? Чтобы поиграться? Чем я лучше той твари, что его обманывала? Он был уверен, что у него не может быть детей, а я — темная лошадка, которую встретил случайно. Вдруг я такая же, как и та тварь? Теперь понимаю, что была неправа, но смогу ли вымолить прощение?

Как можно с такими вещами играть? Так и чесались руки расцарапать незримой бывшей мордяху, чтобы не повадно было мучить и обижать хороших и искренних людей. Портить им жизнь и ломать их доверие к другим.

Саша молчал до машины, молчал, когда открывал мне дверь, молчал, когда садился за руль…

Сильно сдавливал челюсть, и я слышала, как хрустят зубы. Нервничал, переживал, прятал глаза. Нет, не прятал. А просто не смотрел на меня, выворачивал взглядом кладку дорожной плитки перед авто. Отдалялся от меня, как комета, что улетает от Земли, приблизившись на миг.

Я не хочу его отпускать. Не хочу быть позабытой планетой, матерью ребенка, к которому он будет приезжать раз в неделю, чтобы пообщаться и привезти сладости. Но я не представляла, как все вернуть назад, как заставить Грозу в нас поверить. Снова.

Губа Саши, куда ударил Лёша, немного припухла, а нос покраснел с одной стороны. Этот удар очень сильно меня потряс: будто кулак в меня впечатался. Отрезвило, шокировало. На каких-то остаточных волнах обиды я оттолкнула Грозу опять. Безумная дурочка…

Почему не дала тогда, еще в январе, Саше высказаться, почему не выслушала? Не знаю. После заданного вопроса, будто провалилась по горло в дерьмо и две недели не могла выплыть. Думала о себе и своей боли, не видя ничего вокруг, не слыша, что другому важному для меня человеку тоже плохо. Сейчас понимаю, что у Грозы были причины именно так спросить, слышала их разговор с другом, и меня мучило-волновало одно: будет ли Гроза мне доверять, после того, как я вычеркнула его из своей жизни?

Он потянулся к зажиганию. Выраженные вены на пальцах, сильные косточки, крепкие узлы фаланг. Обожаю его руки, боготворю, хочу чувствовать их на себе. Саша не повернулся ко мне, ничего не сказал, и двигатель, загудев размеренно, прорвался в мою грудь изнывающей болью. Отвезет меня домой, и на этом все? Я не хочу так.

— Саша… — коснулась его руки и почти обожглась о горячую кожу, отдернулась и, сжав кулак, уронила его на колени.

Гроза медленно повернул голову. Свел густы брови, стиснул до скрипа рулевое колесо. Он молчал, просто смотрел и пронзал темным прищуренным взглядом, а я проваливалась в бесконечность его радужек и зрачков и не могла сдержать слез.

— Не плачь, эй… — прошептал он и, проведя большим пальцем по моей щеке, растер мокрые ленточки. — Прости меня, пожалуйста…

Я приластилась к его ладони, накрыла своей рукой и зарыдала сильней. Хотела так много сказать, а не получалось. Горький ком от нашей разлуки и недопонимания душил горло и взрывал меня мелкой дрожью.

— Малышка, моя девочка, ну… — Саша повернулся и завернул меня своими объятиями, как пледом. — Не переживай так.

Пальцы холодели, стискивали его пальто до хруста, а я пряталась и сжималась.

— Как же я испугалась. За тебя и за малыша. Я не хочу потерять… — подняла голову и закусила губу, — вас. Гроза, выгони меня, если хочешь, только прости за эту нелепость. Я просто накрутила себя, не дала тебе слова сказать, не выслушала, не поняла. Глупо-глупо-глупо, — я закрыла ладонями лицо и уткнулась в плечо Саши. От него привычно пахло кипарисом и немного ладаном. Грудь поднималась и опускалась, а под моими пальцами упруго билось сердце. И это пробирало мурашками и простреливало электрическим током вены.

Саша поглаживал мои плечи и скользил по спине ладонью, забираясь вверх, в разглаженные утюжком волосы.

— Где мои спиральки? — прошептал, касаясь невесомо шеи, поднимаясь к уху, втягивая шумно воздух. — Малинка?

Я облегченно выдохнула и обвила его торс руками, крепко сжала и согласилась:

— Малинка.

— Как же я скучал, — его теплые касания щекоча перебрались по скуле вперед и замерли возле губ. — Ты лучшая случайность, что со мной случалась в жизни.

— Я не знала…

Он перекрыл последние слова указательным пальцем, провел черту по контуру губ, а затем проговорил:

— Никто не знал, кроме Лёшки и бывшей. Даже родные. И я не хочу, чтобы знали.

— Саша, — не получалось говорить чистым голосом, из меня вырывался сип и хрип, — у меня никого, кроме тебя, не…