Сначала несложное, лирическое, кропотливо-выверенное. Я никогда не слышала этой музыки и была уверена, что никто не слышал. Она рождалась под его пальцами. А потом разошелся в трагическую, необыкновенно пронзительную композицию. Он не играл — он летал по клавишам. Без запинок, без остановок. Глотал, будто умирающий от жажды путник в пустыне, пил звуки, словно не мог напиться.
Широкие плечи раскрылись, мышцы спины взбугрились, шея вытянулась, а руки украсились узорами вен. Саша был моей искрой, на которую можно было смотреть вечно. Он был моей Грозой, после которой земля расслабляется, распускает зеленые листья и дышит, дышит, дышит…
Я плакала, пока он играл. Смотрела в его красивый затылок и неосознанно давила кулаки до боли. Верю в него, верю ему, не хочу больше думать о прошлом, о придурке, что сломал меня однажды. Саша другой. Он просто другой!
Глава 61. Саша
Войдя в раж и завернув сложный пассаж, я мельком глянул на Настю. Она смотрела на меня туманно сквозь слезы.
Да что ж такое?!
Бросил играть, оборвав фальшивой нотой, подобрался к девушке, упал рядом на колени и собрал в ладони ее сжатые кулачки.
— Так ужасно получилось?
Настя замотала головой, обрызгивая меня теплыми каплями, и грустная эмоция треснула, выпустив на свет легкую улыбку.
— Я… — подавился эмоцией, потому что Малинка резко наклонилась и уткнулась лбом в мое плечо.
— Хочу, чтобы ты играл еще…
— Сколько захочешь.
Она засопела и сжала пальцами рубашку на груди.
— Тебе придется играть до утра.
— Чтобы ты проснулась опухшая и зареванная? Ну уж нет.
— Саша, у тебя прекрасные руки, — она перехватила мои ладони. — Они умеют творить чудеса. Даже если меня рядом не будет, даже если что-то пойдет не так… — она запнулась и судорожно сглотнула.
— Настя, не надо, — но она закрыла мои губы пальцами и, подвинувшись, обняла меня крепкими ногами.
— Обещай никогда не бросать музыку. Никогда-никогда.
— Что за пессимистические мысли? Поиграл, и ты раскисла, а еще требуешь, чтобы я продолжал. Я хочу, чтобы ты улыбалась, а не плакала.
— Обещай, Гроза. Жизнь непредсказуема, — она сильно закусила губу, кажется, пробила кожу. — Я девятнадцать лет смотрела, как живет мой отец. Один. Как ему тяжело положиться на кого-то, довериться. Он вкладывал в меня душу, падал и вставал несмотря на то, что любимой жены рядом нет.
— Ты знаешь, что с мамой случилось?
— Бабушка только недавно призналась, что ее убили, но виновников так и не нашли. Я не стала папу спрашивать, не хочу его терзать, он и так очень замкнут. Это я жила и не знала матери, а он-то… — она сжалась. — Саша, пообещай мне! Я так хочу, чтобы ты играл. Очень хочу.
Под горлом стучало сердце. Я на маленькую долю секунды представил, что Насти нет рядом. Меня накрыло немыслимой чернотой, что способна не просто задавить, но и убить.
— Я буду тебя беречь и хранить, только бы ты была рядом.
— Саша, ты уходишь от ответа, — Настя нахмурилась и даже отстранилась. — Мне нужно это. Пожалуйста… — последнее еле слышным шепотом.
— Я обещаю, Малинка. Обещаю играть всю жизнь. Для тебя, ради тебя, создавать музыку, но и ты пообещай мне не сдаваться, даже если будет совсем плохо. Дай слово не закрываться, даже если запутаешься и не найдешь выхода. Я хочу, чтобы ты доверила мне свои тайны. Те, что мучают твое сердце.
— Саш… не могу, — она оттолкнулась и, забравшись с ногами на диван, забилась в угол. — Я не могу пока этого пообещать. Есть вещи, — она дергано повела плечом и отвернулась, — о которых я не готова говорить.
— Настя, — потянулся за ее рукой и крепко переплел наши пальцы. — Я сейчас и не требую. Просто хочу, чтобы ты знала, что я готов выслушать все твои страхи и тревоги. И все пойму. Все. Понимаешь?
Настя смотрела, пронзая душу. Долго не отводила глаз и не моргала, а потом коротко кивнула и потянулась ко мне. Ее поцелуй раскатывал по языку соль и горечь. Я не знаю, что ее тревожит, и сейчас должен отступить, потому что Настя безмолвно умоляет не поднимать болезненную тему.
Чтобы освободить ее от розового свитера, вытянул Настины руки вверх. Она оказалась в плену моих губ и прикосновений, порывисто дышала и шарила по телу горячими пальцами, будто искала что-то. Спустилась ниже, а я, не позволив ей скинуть с глаз розовую вязку, коснулся приоткрытого рта: четко-очерченного, припухшего от моих поцелуев. Кончик языка ошпарился о ее неистовость и жадность. Я стал задыхаться от быстрых и глубоких движений. Мы дышали через раз, терзали друг другу кожу и погружались глубже в океан желаний. Сдернул свитер и выбросил его в неизвестном направлении. Потянулся к джинсам и одним движением завалил Настю на диван, заставляя откинуться на спинку.
— Снова эти пуговицы! А-а-а… — ворчал я и терзал металлические головешки. Я готов был их зубами отгрызать, только бы освободить упругие бедра от тесной ткани.
Малинка захихикала и приподнялась, когда я расправился с застежкой.
— Ты специально, Чудачка!
— А тебе хотелось бы платье вместо брюк? — она хлопнула ресницами и застонала, когда я коснулся губами ее живота и спустился ниже. — И чтобы… без… Саша…