Чудачка для пианиста

— Да-а-а, — я переместился немного выше, оставив на пульсирующей точке руку, — и чтобы без трусиков.

— Голодающий.

— Ради тебя стоило отказывать себе в сладостях лет десять, — скинул футболку, вжикнул молнией, выбрался из брюк. Настя не отрывала от меня взгляда, следила за каждым моим движением и облизывалась. — Ты меня точно не укусишь?

— Хочешь проверить?

Я сел на диван и перетянул Настю ближе, но она сползла вниз и оказалась у моих ног.

— Что ты делаешь, Малинка? — захрипел, когда горячие губы скользнули по плоти и забрали у меня последние крупицы контроля.

Это был полет в невесомости. Когда ни воздух, ни сила тяжести тебе не нужны. Когда все, что «до» оказывается пресным и скучным, а «после» превращается в прекрасную реальность.

Настя ласкала неумело, боясь причинить мне боль, я запускал пальцы в ее кудри и до блеска в глазах ловил нить, на которой могу еще балансировать и не сойти с ума от наслаждения.

Ритмичное движение рук вниз-верх, и я почти улетел, но успел выпрыгнуть из космолета и потянуть Малинку за плечи.

Она заплелась вокруг шеи, осторожно подвинулась и позволила себя наполнить. До предела. Новая протозвезда набирала энергии на сверхскорости, отчего я скрипел зубами и обливался потом.

— Настя, быстрее, — хрипло выдавил и закатил глаза, сдавил до хруста кожи упругие ягодицы, — не могу больше…

Малинка тихо застонала. Три рывка вниз, и она сдавила меня крепкими бедрами, запульсировав внутри, а потом, откинувшись спиной на мои ладони, высоко, с хрипом, закричала мое имя. Ее теснота, давление и дрожь дернули чеку, и взорвали во мне гранату.

Освобождая себя от семени, слышал, как лопаются в груди последние решетки моего защитного ограждения. Я впустил Настю в свое сердце окончательно и бесповоротно. Пустил не на раз или на день, а навсегда.

И уже в спальне, когда Малинка тихо сопела под боком, а я перебирал ее мягкие волнистые волосы, понял, что она сделала невозможное: вернула мне воздух, раскрыла глаза, научила видеть, позволила чувствовать. Жить, а не существовать.

Я был слепым художником, а теперь палитра мира наполнилась объемом и оттенками. Жаль, правду красок никто не знает… Потому что, докопавшись до правды, я бы помог Насте: подарил бы нужные кисти и светлую акварель.

Ведь она смогла дать мне самое важное, я хотел взаимно помочь, чтобы видеть в ее глазах только радость и счастье.

Боже, я играл. Я. Играл!

Богиня Музыка сжалилась надо мной и дала еще один шанс. Я не должен его упустить.

— Спасибо, что вернула меня к жизни, Малинка, — прошептал, проваливаясь в самый лучший за последние пять лет сон.

Глава 62. Настя

Проснулась я, когда солнце было уже высоко. Вытянулась на большой постели и размяла затекшие мышцы. Между ног приятно горело от сладкой ночи, а в душе, наконец, было спокойно.

Повернувшись набок, поняла, что Саша уже давно проснулся, теперь стоило узнать, куда подевался.

— Гроза? — связки почти не смыкались, отчего получался шикарный фрай. Я заметила на тумбочке белый клочок бумаги. Потянувшись, стащила его на подушку и прочитала вслух: — На столе в графине фреш. Я с Джеком на прогулке. Скоро буду. Твой пианист.

Мой. Пианист.

На кухне застучали стаканы и послышались глухие шаги. Стало тепло и радостно, в груди будто широкая Амазонка разливалась. Бурная, неистовая. Хотелось рвануть к Саше в объятия и не отпускать.

Я набросила халат, быстро почистила зубы, завязала спутанные волосы в пучок и побежала на первый этаж.

Возле окна в кухне стояла высокая девушка с короткой стрижкой. Кольца ее серег-колец поблескивали на ярком зимнем солнце.

— При… вет, — я запнулась и сильнее затянула халат. Кто она? Вдруг знакомая семьи или родственница. Я же не всех знаю. Может, подружка Егора?

Она обернулась и окинула меня изучающим наглым взглядом. Как только под одежду не забралась?

От этого я еще больше съежилась и, вогнув плечи, немного отступила.

— А где Саша? — проговорила неуверенно.

Она повернулась и, расправив плечи, сплела худые руки на шикарной груди. Постучала по острым локтям длинным акриловым маникюром.

— Саша, значит. А ты кто? — в ее голосе звенела наглость и уверенность, а еще хрустела злоба.

— Настя, а вас как зовут?

— Бедная Настя, — отчего-то ей мое имя показалось смешным. Она вскинула голову и неприлично заржала в потолок, а потом резко посмотрела в глаза. Я еще отступила. — А я Ира, жена Саши, — она прищурилась и, помедлив, добавила: — Бывшая.

У меня под ребрами что-то лопнуло. Горячая боль рванула к горлу и выбралась наружу жуткой тошнотой. Я зажала рот ладонью и побежала в ванную.

Жена. Бывшая. Жена. Бывшая.

Быыывшааая…

Та самая, что обманула его. Та самая, что притворялась беременной.

Что она здесь забыла?!

— И на что ты надеешься, На-стя? — она делила мое имя на сегменты, будто рубила меня лично, занося над головой топорище.

Пока меня рвало и выкручивало, она стояла в дверях ванны и дико смеялась, а мне от этого только хуже было. Казалось, что это апокалипсис моего организма.

— Отравилась? — спросила ехидно гостья, когда я встала над умывальником и вцепилась в белоснежный фаянс.