Чудесная страна Алисы

Ольга Артуровна поспешно шла по аллее, и полы белого халата, скособоченные от глубоко засунутых в карманы кулаков, хлестали по ногам. Острые носки туфель зарывались в прелую траву. Ту никак не успевали убирать — слишком много деревьев вокруг.

Завотделением чуть задыхалась от быстрого шага, по спине ее ползли мурашки.

Сама она редко пользовалась центральной проходной — проезжая через задние ворота — и почти никогда не бывала в парке. А вот посетителей пропускали только через проходную, и эту маленькую тропинку они знали лучше, чем сама Ольга Артуровна.

Завотделением взбежала по двум облупившимся неказистым ступенькам и распахнула дверь небольшого строения — даже скорее будки, пристроенной к корпусу сердечно-сосудистых, — ее окатило теплом.

Охранник сидел в своем крошечном закутке, с чересчур мощным для такого маленького помещения обогревателем. В воздухе угадывался терпкий запах пота, исходящий от форменного бушлата.

Проходную ровно напополам делили два турникета. Дверь за ними вела на улицу — туда, на свободу, за больничную границу. Три двери по эту сторону, внутрь: в корпус, в подземный переход. И в парк.

Охранник, бдевший в огороженной стеклянной будке, проверял пропуска и ведал святая святых: для кого зажечь заветную зеленую лампочку. А кому сказать «не положено».

— Вы в хирургию звонили? — привычно властным тоном спросила завотделением психиатрии, переступая порог.

За стеклом сидел новый охранник — они часто тут менялись, всех не упомнишь. Теперь вот охранял дедушка в форменной куртке. Седой, маленький, сгорбленный, с суровым взглядом на добродушном лице. Охранник.

— Да вон, — сварливо буркнул старичок скрипучим голосом и махнул рукой на ту сторону турникетов.

Слова застыли у завотделением в глотке.

Ромка стоял у стены, опираясь на нее плечом. И даже это давалось ему с видимым трудом.

— Ты что тут делаешь? — охнула Ольга Артуровна. — Почему в таком виде?

И сделала поспешный шаг вперед, но натолкнулась на застопоренную перекладину турникета. Старичок охранник всполошился:

— Ой, да сейчас-сейчас, проходите, — властный голос и белый халат внушали ему подобострастное уважение. Загорелась зеленая стрелка, перекладина поддалась, и Ольга Артуровна вышла в предбанник.

Ромка был чудовищно, немыслимо пьян. Это было сразу видно по пустым, будто покрытым слюдяной пленкой глазам. Совершенно больным, красным. Лицо его было небрито и синюшно, с набрякшими отяжелевшими мешками и обвисшими брыльями.

Из одежды, кроме грязных джинсов и кед, на нем была только кожаная осенняя куртка. Прямо на голое тело. Нездоровая бледность которого виднелась в расстегнутом вырезе.

Слова с видимым трудом вырывались из его рта — вязко и нечленораздельно. Видимо, развезло в густо натопленном помещении. Поэтому первая фраза, произнесенная им, была отрывиста и невнятна:

— Да… бл… отъеб… твое д…ло…

Что позволило Ольге Артуровне за секунду — долю секунды взять себя в руки:

— Роман Аркадьевич, давайте-ка поговорим на воздухе, — собрав по возможности себя в кулак, проговорила она. Холодно, спокойно, как говорила бы с пациентом.

И жестко взяв его за плечо, повернула к двери.

Ромка пошатнулся. Но спорить не стал. Спотыкаясь, путаясь в ногах, он сделал шаг, другой и вывалился в предупредительно раскрытую завотделением дверь. Старичок понимающе посмотрел в спину — ему, надо полагать, тоже не доставляло удовольствия амбре, которое разносилось от Родзиевского по крошечному предбаннику и проникало за стекло будки. От того несло застарелым перегаром, потом, водкой и мочой.

— Рома, что с тобой? Который день ты пьешь? — спросила Ольга, едва за спиной захлопнулась дверь. На тротуаре у проезжей части сновали толпы народу, узкая дорога, проходящая прямо у дверей больницы, гудела клаксонами, шумела, кипела. Никто не обращал внимания на женщину в белом халате. Людские массы спешили, обтекая их стороной.

Она попыталась заглянуть Ромке в глаза, но поймала только пустой, прошедший вскользь взгляд. Безнадежно, бездумно мутный и злой.

— Д…денег надо, — холодный воздух улицы подействовал на Ромку освежающе, слова начали легче вырываться у него из горла.

От такого заявления, в общем-то, предсказуемого, у Ольги Артуровны сперло дыхание. Денег он просить пришел. Значит, ходил по всем — по соседям, знакомым, малознакомым и незнакомым. И под конец заявился сюда. Можно было ужаснуться такой наглости и глупости. А можно было и не ужасаться.

— Н… нам с А-алиской жрать нечего, — поднял он на завотделением мутный и злобный взгляд. — Денег дай.

Ольга Артуровна стиснула зубы:

— Алиса, — холодно напомнила она, — в отделении лежит.

— Д…денег дай! — с неожиданным напором взвился он. И из глаз его потекли крокодильи слезы. Ему то ли было холодно, то ли он уже вовсе не контролировал жизнедеятельности собственного организма.

— Пошел вон, — судорога прошла по ее скулам и горлу, — просто убирайся. Я заявление не написала — и хватит с тебя. Теперь пошел вон. Никаких денег, никаких подачек. Замки я поменяла. Все.

Он хотел было что-то вякнуть. Но не успел.