Полные, одинаково одетые, с большими покатыми лбами и неестественно-тяжелыми подбородками — насчет них невозможно было ошибиться. Их маленькие, утопленные в черепе глазки были веселыми, но пустыми. И когда эти взрослые парни улыбались, любому было очевидно, что эта улыбка не от ума.
И говорила с ними Ольга Артуровна соответственно. Соответственно их десятилетнему возрасту. Мягко и ласково, иногда с укором, иногда строго. И неизменно просто.
— А что ты делал вчера?
— Толик, а ты любишь смотреть телевизор? А голова у тебя не болит? Не тошнит? Нет? Ну, ой как хорошо.
— А за что ты братика обидел?
— Тимоша, а ты понимаешь, что так делать нельзя? А это ведь нехорошо.
И они кивали, отвечали. Смеялись и пихались локтями. Десятилетние мальчики двадцати трех лет от роду. И дальнейшая их судьба была предрешена заранее. Зинаида Николаевна не вечна, а такой груз на плечах, скорее всего, доконает ее раньше срока. И ребята попадут в интернат. Где уже не будет Ольги Артуровны, бережно и тщательно выверяющей терапию. И где их, скорее всего, разъединят.
В четыре часа на выходе из корпуса заведующую женским отделением поджидала маленькая хрупкая девушка.
Она стояла в тени дерева, будто боялась выйти на свет, сжимала руками локти и неотрывно смотрела на двери. Видимых признаков беременности еще не было, и ее фигурка казалась тоненькой, как у девочки.
А сама она — испуганной и несчастной.
— Ольга Артуровна, я… — вместо приветствия пробормотала невеста шизофреника. И посмотрела на завотделением с мольбой.
Что она могла знать, о чем догадываться?
Ей ничего не говорили — она не жена. Могли сказать: «формальность, просто положено было с психиатром побеседовать». И, скорее всего, так и сделали.
Да и говорить было нечего — ему не ставили диагноза, не заводили карту.
Пока.
А у них через месяц свадьба, а к весне девочка родит. А дальше — дальше как повезет. Может, и пронесет.
Через какое-то время парень все равно попадет к ним — и если будет лечиться и принимать препараты, проживет достаточно полноценную жизнь. Не хуже, чем у других. А может, и наследственность не передастся — может, и ребенок будет здоровым.
Все. Может. Быть.
Не во власти Ольги Артуровны было давать советы. Как и убирать риски.
— Поговорите с его матерью, — тихо сказала она, ободряюще тронув руку девушки.
И, только на мгновение посмотрев в широко раскрытые испуганные глаза, отвернулась и быстрым шагом пошла к парковке.
[1] Белый слон.
[2] Дерматозо?йный бред, также зоопати?ческий бред — форма психоза, вариант тактильного галлюциноза, жертвы которого страдают от бредового представления о заражении паразитами (в отсутствие такого заражения в реальности)
[3] Белые ладьи.
[4] Олигофрения — это синдром врожденного психического дефекта, выражающегося в умственной отсталости по причине патологии головного мозга.
[5] «Алиса в Зазеркалье» Л. Кэрролл.
[6] Белая пешка.
12
— Ольга, тебе нужна семья.
Горячо убеждала Ксения.
До которой Ольга добралась только к концу недели. Ксюша жила в Новой Москве — далековато, с учетом пробок, ехать туда в будний день.
В новой квартире старой университетской подруги было светло и пусто. И не потому, что живущие в ней дамы не могли позволить себе новой мебели. А потому, что в голове у Ксении был чудовищный — на взгляд Ольги — но совершенно монолитный кавардак. Дикая смесь восточных практик и собственного жизненного опыта — тоже не всегда однозначного.
Сидели здесь не за столом, а на полу. По которому были разбросаны подушки и коврики. Но уж лучше на полу, чем на мешках с шариками, заменявших кресла.
Ксюша, едва встретив ее в дверях, принялась готовить кальян — по комнатам пополз приторный запах.
Ольга в этой квартире не то чтобы чувствовала себя неуютно. Просто ей было как-то странно. Непривычно, необычно. Да и понять старую подругу ей так и не удалось.
Они сидели на кухне: Ольга — неловко поджав ноги в капроновых чулках и облокотившись о разъезжающиеся подушки, Ксюша — вполне комфортно — в длинном балахоне, скрестив ноги и со знанием дела неторопливо раскуривая кальян.
— Ты не должна жить одна. Ты понимаешь, как это скажется на твоей карме? — она оторвалась на секунду, чтобы с неторопливой аккуратностью подуть в трубку. В прозрачно-зеленом сосуде забурлили пузыри, угли под густым налетом белого налились алым. — Человек, Ольга, — существо парное.
— В самом деле? — с легкой усмешкой спросила Ольга Артуровна, лениво наблюдая за тлеющими в фольге углями. Для нее если была вещь, которую можно наблюдать вечно, — это медленно разгорающийся кальян и вьющиеся клубы белого дыма.
— Сарказм — низшая форма юмора, — не пропустила ее усмешки Ксения.
Странная это была женщина. Ольга задумалась, какая длинная штука жизнь. Когда-то они вместе учились. И с их лечебного факультета выходили все разом: гинекологи, хирурги, терапевты, окулисты, психиатры. И, как ни странно, гомеопат Ксения.