Чудесная страна Алисы

И ненароком под столом высвободила ноги из узких туфель. Стиснутые в неудобном положении ступни тут же прострелила боль.

— Ноги болят? — и короткая гримаса, на какую-то долю секунды исказившая лицо женщины, не ускользнула от взгляда Алексея.

Он со спокойной деловитостью потянулся за влажным теплым полотенцем, до того оставленным им на подносе. И вытер липкие пальцы:

— Давайте я вам ступни разотру.

Ольга залилась краской:

— Нет, что вы. Простите, — забормотала нелепо и сконфуженно, чувствуя, как горит от стыда. — Я, правда… весь день на ногах… на каблуках. Устала.

Но Алексей только отмахнулся, будто неловкость эта была незначительна, ведь дело житейское:

— Давайте-давайте. Что вы мнетесь, как студентка-практикантка. — Привстал и наклонился над столом, едва не испачкав фирменный, обтягивающий живот жилет. Плотнее задернул скрывающую кабинку штору. — Все. Никто не увидит вашего позора, — хмыкнул он.

Ольга, все еще сомневаясь, неловко подтянула ноги на длинный бархатный диван, огибавший почти весь стол. Ее икры имели еще вполне товарный вид и, обтянутые капроновыми чулками, скрывающими недостатки, смотрелись как у девочки. А колени, по счастью, прикрывала юбка.

— Что вы, бабы, за люди, — недовольно бормотал мужчина.

Теплые сильные ладони разом обхватили ноющие ступни. И те одновременно прострелил новый приступ боли, и разлился блаженный жар — кровь побежала по застоявшимся сосудам.

— Носите эти чулки, каблуки. Ноги вам свои не жалко?

Слова его долетали до Ольги не очень внятно. Она сняла очки и прикрыла глаза. До этого даже не отдавая себе отчета, какую сильную боль терпела и какое облегчение — избавиться от этого груза.

А привычные руки мужчины начали растирать уже и без того огнем горевшие ступни быстрыми сильными движениями. Ольге стало жарко, и на щеках выступил румянец.

— Да не стесняйтесь вы, — понимающе буркнул Алексей, — у меня у жены все время ноги болели. Вот вы хоть думаете о том, что все болезни — это вот эти ваши каблуки? — и в голосе послышались привычные врачебные нотки. Он, кажется, забыл, что Ольга сама медик. Но она не обижалась, это было даже приятно. — Вот у вас уже наверняка больной позвоночник. А могут и на сердце осложнения пойти. Обувь надо носить удобную.

Привычка действительно чувствовалась. В руках его была сила и теплота, уверенность движений. Ольга всегда любила массаж.

Но не за столиком в ресторане.

— Такого у меня еще не было, — рассмеялась она.

Теплые мужские ладони мягко обхватили ее щиколотки:

— Ну, я же сразу сказал, что я ваша судьба, — веселые голубые глаза блеснули под стеклами очков. — К кому поедем: к вам или ко мне?

Ольга на секунду задумалась, покусывая дужку очков. В конце концов, они взрослые — и это еще мягко сказано — люди. В этом возрасте уже как-то смешно и глупо разводить политес. А время дорого.

Она с интересом посмотрела на милого, интеллигентного, интересного мужчину. И решительно кивнула:

— Тогда, пожалуй, к вам.

Темнота в комнате стояла — хоть глаз выколи. А кроме того, духота — из-за наглухо закрытых окон и горячих испарений тел.

— И-и-и-и… и-и-и… и… — скреблась и тоненько подвывала под дверью собака. Добавляя нервозности в и без того напряженную ситуацию.

В стоящей темноте пыхтели голоса:

— Давайте еще вот так помассирую… да… Это хорошо?

Спустя минуту:

— А может, давайте, я спину…

— И-и-и… и-и-и… и… — ныла под дверью собака.

В комнате неловко кряхтели:

— Нет, так не получается… я сейчас…

— Ольга… простите…

И тут, она, наконец, не выдержала и рассмеялась.

— П…простите, — Ольга пыталась сдержаться, но смех так и рвался наружу. Сколько бы она ни давилась, хохот разрывал легкие. Она пыталась махнуть рукой — показать, что не нарочно. Что не имеет претензий и вообще никак не хочет обидеть или задеть.

Но в темноте ее мимики видно не было.

А смех было слышно, причем не смеяться Ольга никак не могла.

До нее неожиданно дошел весь комизм ситуации, и дикий истеричный смех скрутил Ольгу Артуровну Кенинг, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Сконфуженный, Алексей, наконец, отвалился от нее. И она почувствовала, как тот отодвинулся на край кровати.

А спустя пару секунду, пошарив в темноте, зажег неяркий свет ночника возле кровати.

— И-и-и… И-и-и… — сначала не поняла и притихла, но увидев блики, обнадеженно встрепенулась собака.

Удвоив усилия и пытаясь проскрести дверь насквозь.

— И-и-и… р…р-рав! — настойчиво звала она хозяина.

И Ольга хохотала еще громче.

Неловко подтянулась, села и поправила сползшую с плеча бретельку комбинации. Почему-то при свете стало неловко от своей наготы.

Алексей сидел на краю кровати, в красивых бледно-голубых трусах. С круглым блестящим в свете лампы брюшком. И с самым сконфуженным видом.

Ольга прикрыла ноги одеялом и, наконец, с трудом, буквально через силу заставила себя перестать смеяться.

— Вы простите, — Алексей — до комизма нелепый без своей дорогой одежды, с волосатой грудью и дряблыми плечами — совсем растерял уверенность и стать, — жена умерла два года назад. И вот я, видимо, отвык.

— Ничего, — снова прорвался у Ольги смех, — зато такого у меня точно еще не было.