— Эту, — вернулась Ольга в палату и махнула рукой на Родзиевскую, — переодеть, положить на другую койку. Тут постель поменять — все в стирку. Матрас вон из отделения! Пол замыть, чтобы следа не было.
Отделение закипело, а Ольга Артуровна, только на мгновение позволив себе задержать взгляд на полу палаты, кинулась туда, куда увели пострадавшую пациентку — в процедурку.
На линолеуме остались четкие пятна от ног сестер. Пересекающиеся, заступающие друг на друга ореолы следов. Состоящих из красных подсыхающих прожилок.
Молоденький мальчик хирург-интерн из центрального девятиэтажного здания пришел быстро, буквально через десять минут. Сестры едва успели пережать Черновой запястья, чтобы остановить поток крови.
Впрочем, никакого потока и не было — само уже начало подсыхать. У той сестры, что поопытней, глаз был наметан. Она оказалась права — порезалась Чернова неглубоко. Только слегка перерезала тонкие поверхностные вены на запястье. Даже удивительно было, что резала поперек. Обычно девочки с таким диагнозом точно знали, что резать надо вдоль и глубоко.
А, судя по тому, что она порезалась днем и практически на виду у всех, там реального желания и не было. Вот концерт был.
Ольга мысленно цинично восхитилась разыгранной мизансценой. Это надо было догадаться — одеться во все белое, после черных-то пижам и тапочек. Да еще днем усесться рядом с Родзиевской. Впрочем, хорошо, что она выбрала именно Алису — по крайней мере, той от этого не станет хуже, ей все равно.
Но концерт в самом деле удался.
Глядя, как парень-хирург сноровисто обрабатывает и перевязывает Черновой руки, Ольга Артуровна мрачно размышляла о том, где та могла взять лезвие — сестры нашли его у кровати Родзиевской.
И о том, какую беспокойную муть это происшествие поднимет в ее отделении. Все же у нее тут не хирургия и не гинекология — у нее тут душевнобольные.
— Спасибо, Андрей Геннадьевич, — сухо поблагодарила она, когда интерн закончил. Чернова лежала, отвернувшись к стене.
Высокий широкоплечий парень равнодушно кивнул и, бросив в ведро перчатки, вышел из процедурки. Он был совсем молоденький, но лицо его уже приняло жестко-безразличное выражение полного спокойствия. Будто юная девочка эта, лежавшая на кушетке, была просто материалом.
Ольга никогда не любила хирургов.
— Все по очереди ко мне в кабинет, — мрачно буркнула завотделением, выходя следом. — Чернову в отдельную палату. Вы, — кивнула она сестре, — будете сидеть с ней до вечера.
Зайдя в свой кабинет, Ольга упала в кресло и с раздражением сорвала с носа очки:
— Дурдом, — опустила она отяжелевшую голову на поставленные на локти руки и потерла ноющую переносицу.
Но почти тут же в дверях раздался голос:
— Ольга Артуровна, вы зайти просили? — в дверях стоял лечащий врач Черновой — Константин Сергеевич Кольцеворотов.
Завотделением резко вскинулась.
Весь остаток дня она одного за другим опрашивала — или допрашивала — весь виновный и невиновный персонал.
— Вот скажите мне, Константин Сергеевич, как такое вообще могло произойти? — раздраженно спрашивала завотделением. То и дело нервно передвигая на столе сложенные в стопку папки. Она все никак не могла замереть и оставить руки в покое.
Молодой человек сидел напротив в непринужденной расслабленной позе. И не похоже, чтобы чувствовал за собой вину.
— Да откуда ж я знаю. Я ей лезвие не приносил.
— Вы лечащий врач! — взорвалась завотделением. — Ваша обязанность была предотвратить такой инцидент. Иначе, какого черта вы вообще тут делаете?
— Ну, — размеренно процедил он, — Ольга Артуровна, вы же сами знаете, у нас всякое…
— Какое «всякое», какое «всякое»?! — не могла справиться с нервами она, невольно повышая голос. И сама на границе сознания отметила, что возраст — лет десять назад она бы себе такого не позволила. — Вы должны были заметить признаки. И назначить другие препараты. Мне что, вас учить? Каждый шаг контролировать? Вы же знали, что есть суицидальный риск. Почему не проконтролировали сестре, почему сами не проверили посылку?!
Тут он неловко завозился в кресле, бросив на заведующую покаянный, но в то же время и недовольный взгляд.
— У нас же с вами на ту тему разговор был два дня назад. Всего два дня — и вы утверждали, что она спокойна!..
Потом по очереди приходили сестры. Которые дежурили, и в обязанности которых входило отдавать больным передачи. Перед этим тщательно осмотрев их и исключив все, что могло нести в себе хоть малейшую опасность.
Сестры нервничали. Переживали, оправдывались. Видно было, что расстроены.
Передачу они помнили. К Черновой уже дважды приходила какая-то девица, вроде подруга. Тоже вся в черном, обвешанная серьгами. Она же приносила передачи. Но ничего особенного там не было: закрытая пачка сока, фрукты какие-то — ничего такого, что нельзя было пропускать. Такого, чего не приносили бы другим пациентам.
Хотя, если подумать, Ольга Артуровна тоже могла бы изобрести десяток способов, как пронести пациенту лезвие. Хотя бы просто воткнув его в слегка лопнувший банан.