Худые колени девушки торчали острыми пиками в багряно-мокрых белых штанах. Сочно поблескивающая густая, алчно пахнущая молодая кровь спускалась все ниже и ниже, пропитывая тонкую восприимчивую ткань. Капли медленно стекали по щиколоткам, впитывались в белые тряпочные кеды. Оставляли следы на полу, на одежде.
На фланелевом в блекло-голубой цветочек халате Алисы.
Ольга Артуровна сидела в своем кабинете, просматривая истории болезни. День выдался на удивление спокойным: никто не дергал, больные не ломились в ее кабинет с жалобами, палатные врачи не жаловались на младший персонал, не случилось никаких ЧП. И вообще в этом рутинном однообразии Ольга Артуровна находилась в полном умиротворении. Она неспешно просматривала истории болезней. Читала записи палатных врачей. Сверяла назначения и размышляла, кого из пациентов можно было выписать или перевести.
За окном шумел ветер, тихо подвывая в новых, установленных три года назад окнах. Ветки дубов успокаивающе шуршали о стекло. Погода и настроение стояли такие, будто за окном был уже ноябрь.
Осень Ольга любила с детства. Любила дождь, ветер, низко нависающие свинцовые тучи. Такая погода странным образом приносила в ее душу покой и умиротворение.
Она перевернула еще один лист истории, и…
— А-а-а!!!
В коридоре раздался дикий вопль. Не крик даже, а именно вопль: сначала быстрый, высокий, на натянутом нерве, а потом перешедший в низкий хриплый рев ужаса.
Ольга испуганно подхватилась с места. Но ей помешал широкий, почти от стены до стены стол. И, пока она его обогнула, вопль повторился во второй и тут же в третий раз:
— А! А-а! Помогите-по-мо-ги-и…те!
Судорожный, истерический голос из коридора задохнулся и затих.
Но лишь на мгновение.
Ольга на бегу едва не споткнулась, ухватившись за косяк, и в дверях практически столкнулась с дежурной сестрой:
— Где? В какой палате кричат? — воскликнула она.
Молодая женщина в сестринской форме не успела ответить, только немо раскрыла рот, как Ольга Артуровна уже обогнула ее и увидела все сама.
По коридору к ним бежала, заламывая руки, пациентка — ее «фикус» из шестой палаты. И отчаянно кричала низким, будто сорванным голосом:
— А-а-а, а-а-а, а-а-а…
Завотделением, не рассчитывая силу, больно схватила ту за предплечья:
— Что? Что у вас случилось?!
Но та вдруг будто разом онемела, пару раз хлопнула круглыми рыбьими глазами и указала трясущейся рукой себе за спину.
Волосы ее, увитые бумажными цветами, встали дыбом. В глазах был дикий животный ужас, щеки, белые от пережитого, дрябло подрагивали.
— Ольга Артуровна, тут, в шестой! — крикнула ей сестра из конца коридора. В котором уже собрались все выбежавшие из ординаторской и палат врачи, сестры, пациенты.
— Всех по палатам! — крикнула на бегу заведующая, путаясь в развевающихся полах халата, кинувшись к шестой палате.
В коридоре за ее спиной поднялась тихая, тщательно контролируемая суматоха. Врачи принялись, стараясь не сеять нерв, выпроваживать пациентов, расталкивая их по палатам и успокаивая. Стояла какофония голосов, вскриков, нервных окликов, уговоров вполголоса, увещеваний.
Завотделением вбежала в шестую.
Один только короткий взгляд бросила она на открывшуюся перед ней картину.
— О господи, — коротко сама себе выдохнула она, — сильно порезалась? Глубоко?
Две сестры уже суетились возле койки. Девица в белом костюме, выпачканном кровью, вяло отбивалась, жарко, прерывисто сопя и хрипя, но не произнося ни единого слова. Она выворачивалась из хватки сестер, которые тянули ее руки в разные стороны, пытаясь оторвать их от тела. Сестры пыхтели, напрягались, оскальзывались в успевшей накапать на пол крови, оставляя на линолеуме полосатые отпечатки форменной обуви.
— Ужас, ужас как порезалась, — тоненько причитала та, что помоложе.
— Да поцарапалась просто, — хрипло успокоила завотделением старшая. И тут же выругалась: — Вот зар-раза.
Ольга Артуровна на границе сознания отметила про себя это нечаянное слово. Из коридора продолжали нестись вопли «фикуса»:
— А-а-а, а-а-а. А-а-а… помогите…
Хлопали двери, перекрикивались люди. Разносились вопросы, вопли, шум и скрип, плач.
И только Алиса Родзиевская оставалась отрешена и спокойна. Мирно сидя рядом с кровавой Мариной, она смотрела куда-то в пустоту, и уголки ее сухих бесцветных губ чуть подрагивали в светлой улыбке.
Завотделением резко махнула рукой маячившей за ее спиной сестре:
— Не стойте! — властно бросила она. — Работайте! Оберните в одеяло, ведите в процедурку! — молоденькая сестра поспешно, будто сбросив оцепенение, кинулась к кровати «фикуса». Одним движением сдернула с нее одеяло, подбежала, накинула его на плечи Черновой. Две сестры подняли уже переставшую сопротивляться, как-то вяло обмякшую девушку на ноги и повели к выходу. Практически понесли.
Ольга Артуровна, пропустив их, крикнула в коридор:
— Константин Сергеевич! — тот был ближе всех. — Ту пациентку, — указала она на «фикус», которого пыталась успокоить одна из ведущих врачей, — уведите в мой кабинет, чтобы ее не было в коридоре. Успокойте там! И звоните в центральное — пусть пришлют нам хирурга. Срочно!