Чудесная страна Алисы

— Нет, — ответил Алексей. — У Жени там проблемы были. Ну, по женской части.

— А хотели?

— Поначалу да. Потом как-то смирились.

За разговором они незаметно остановились. Вокруг бегали и кричали дети. Шуршали шины велосипедов, на которых гоняли подростки, откуда-то издалека раздавался собачий лай. Алексей, поставив руку козырьком, смотрел на предзакатное солнце, и оно отражалось в стеклах очков.

— А-а-а! — совсем рядом неожиданно раздался негодующий женский вопль, а следом за ним — истеричный раздольный мат и визг. — Джек! Джек, слезь с нее немедленно! Джек, иди к маме!

Они обернулись на крик. И Алексей сдавленно охнул.

Теперь вдруг стало понятно, почему в последнюю минуту так притихла неугомонная Дыня. Настолько, что о ней забыли.

Дыня, смирная и покладистая, стояла у ближайшего куста. А сверху на ней сидел мохнатый, непрезентабельного вида пес. С раскрытой пастью и злыми глазами. Дыня молчала, пес трудился вовсю.

— Дыня! А ну пошел вон! — Алексей кинулся было разнимать соитие.

На что пес предупреждающе оскалился и сдавленно зарычал, демонстрируя угрожающего вида челюсти.

Алексей забегал вокруг, размахивая руками:

— Дыня! Дыня, ко мне! Пошел вон!

«Влюбленные» его игнорировали. Даже не лаяли, не пытались укусить. А попросту Дыня покорно стояла, отклячив зад, а пес трудился, жмурясь от удовольствия.

Ситуация была комична.

Хозяйка разнимать собак и прерывать любовную идиллию тоже не пыталась — видимо, опыта собаководства у нее было больше. И вместо этого орала на Алексея:

— Да вы, — не прекращала она звонко материться, — что делаете? Вы мне собаку покалечите! С какого, — так разливалась тетка, — суку такую без поводка отпускаете?! А если она у вас заразная?! Да таких хозяев штрафовать надо! Судить вас надо!

Дыня все это время исправно стояла в ошейнике с поводком, о котором в сутолоке просто забыли. Впрочем, Ольге почему-то охотно представилось, как Алексей, оттаскивая Дыню, заодно тащит с собой и пса, который подпрыгивая и семеня на задних лапах, прерывать совокупление отказывается.

Все, что оставалось Ольге, — деликатно отвернуться, сделав шаг назад. А вслед за ней, тоскливо бросив ненужный поводок, отошел и Алексей. Оставив незадачливую хозяйку в одиночестве бегать вокруг влюбленных и ругаться.

Единственными, кто не конфузился, были собаки. Они спокойно и без экивоков, без оглядки на окружающих делали то, для чего предназначила их природа.

— Неужели это все, что нам надо? — в невеселой задумчивости спросила Ольга.

Но Алексей ее не услышал.

В кухне при слабом свете было тепло и уютно. Ольга, сняв ненавистные туфли, сидела за столом, прихлебывая ароматный обжигающе-горячий кофе. Алексей, устроившийся напротив, говорил неторопливо и раздумчиво, больше глядя в сторону, чем на собеседницу. А скорее — в самого себя.

— Мы с Женей даже расписаны не были. Так, как-то сошлись, все думали — потом зарегистрируемся. А потом уже вроде как не надо стало. Как-никак двадцать лет прожили — это уже, считай, родной человек. Женаты — не женаты, в нашем возрасте все равно.

До того еще был неприятный поход до дома, в течение которого они ускоряли шаг и отчаянно делали вид, что от Дыни вовсе не исходит скверный, специфический запах. Потом Алексей мыл лабрадорку в ванной, а она визгом оповещала об этом всех соседей.

Теперь в уютном тепле кухни Дыня сладко спала, выставив круглое сытое брюхо. И мечтательно причмокивала во сне.

— Когда Жене рак поставили… все так неожиданно случилось, — Алексей сам об этом заговорил, Ольга не спрашивала. Не хотела лезть в личное. Но он, казалось, рад был кому-то выговориться: — Вот представь, мы второго июня в театр ходили, а шестнадцатого июля она уже после операции в коме лежала. Вообще, если б не была сама врачом — не взяли бы оперировать. Аномалия, — он тяжело вздохнул, — в жизни все бывает. За год до этого анализы сдавала — здорова была. А тут раз — и за шесть месяцев все. Я с похорон пришел, — надолго тяжело задумался и замолчал он, — пытаюсь дверь открыть. Эту, входную, — мотнул головой назад, — а сам плачу и не могу ключом попасть. Не вижу ничего.

Ольга молчала, не перебивала. И ей было тягостно и странно. Сложно — почти невозможно — оказалось представить, что бывает в жизни настолько близкий человек. Ведь родители — это другое, родители уходят, и все дети так или иначе к этой мысли готовы.

— Ну и вот, — перевел дух Алексей. Теперь, без шутовской бравады, он стал для Ольги как-то ближе и теплее, — а я теперь спать не могу. Ну не могу жить один, не получается. Уж не знаю, что это — флюиды, что ли, какие-то. А вот никак. Я и эту, — кивнул он на глупую Дыню, — от безнадежности завел. Невмоготу уже было в пустой дом приходить, а так вроде хоть она радуется. У нас же даже кошки не было — Женя аллергик. Жили одни, квартира блестела.

Ольга мысленно улыбнулась — это было очень заметно: собачник из Алексея вышел аховый.

— И уснуть не могу. Если сто грамм коньяка не выпью — ну никак. Так что, — тяжело вздохнул он, — мне женщина нужна. Я, знаешь ли, завидую тебе — ты можешь жить одна.