Читаем Чудесные дни в «Ужиках» полностью

— Ты ведь понимаешь теперь, он мне не родной дед. Просто жил однокий старик, пожалел мальчишку, уснувшего на обочине дороги, пригрел, накормил, да и оставил у себя жить. Ты не думай, я ему всё рассказал как было, ничего не утаил.

— Понятное дело. А совесть чего мучает?

— Да маму жалко. Как она там без меня? Я ей записку оставил тогда в поезде, всё объяснил. Но мама есть мама, скучаю, конечно, волнуюсь за неё, — вздохнул Ник. — Жаль, что нет американского адреса, а то бы хоть письма писал. Теперь ты всё про меня знаешь, смотри, не болтай особо.

— Не волнуйся. Я — скала. Ты ведь тоже меня не сдашь? Что я был ночным чёртом у Матрёны.

— Ни за что, — Ник крепко пожал мою протянутую руку.

Разговаривая по душам, мы отошли от деревни и расположились c нашими хвостато-рогатыми товарищами на уютной поляне среди холмов.

Мы ещё немного поболтали, греясь на тёплом ласковом солнышке и поглядывая на дружно работающих челюстями животных, потом я отправил Ника на обед и остался на пастушьей работе один.

Неторопливо перекусив скромным завтраком, я расположился на пригорке и начал наблюдать за подопечными. Животные и не замечали моего существования, жевали сочную травку, погружённые в собственные мысли. Интересно, о чём они думают?

Ближе всех ко мне находилась чёрная корова с небольшими, но внушающими опасение рогами, а рядом с ней прилёг на травку телёнок, от мамы его отличало только белое пятно на лбу, ну и сам он был поменьше размером. Мне захотелось познакомиться поближе с малышом, потрогать его малюсенькие рожки, погладить шёрстку. Надеюсь, мамаша-бурёнка не будет против?

Идти знакомиться с малышом с пустыми руками было неудобно, и я нарвал букетик из клевера и ромашек.

— Давай дружить, — я протянул цветочки малышу.

Не вставая с места, добродушный телёнок длинным шершавым языком слизнул букетик себе в пасть и аппетитно зачавкал. Мама-корова продолжала жевать траву, не замечая моих поползновений в сторону её детёныша. Тогда я окончательно осмелел и стал изучать, из чего сделан и как устроен этот симпатичный коровий малыш.

У бедного телёночка огромные карие глаза с длинными ресницами были облеплены мелкой мошкой, приходилось постоянно отгонять этих кровопийц. Я разгонял насекомых, а они как ни в чём не бывало, возвращались на прежнее место.

— Малыш мой, кусают тебя эти паразиты, вот я их сейчас повыгоняю, — приговаривал я, разгоняя насекомых.

А телёнок кивал головой, будто поддакивая:

— Да уж, молодой человек, будьте любезны, прогоните эту голодную мушиную свору с моих очей, буду вам очень признателен. А то мой хвост недостаточно длинный, чтобы добраться им до морды.

Отогнав неприятеля, я уже уверенно стал гладить телёнка, рассматривая животинку в деталях. Вот маленькие твёрдые рожки, растущие из твёрдого шишкообразного основания. Я долго их трогал, гладил, чесал, даже слегка нажимал. Шёрстка у малыша мягкая, приятная, блестит на солнышке. Я прислонился к тёплому коровьему детёнышу щекой, обнял его за толстую шею, и мне захотелось с ним остаться подольше. Ну что ж, я ведь никуда не тороплюсь. Расположившись под дружелюбным телячьим бочком, я жевал соломинку, рассматривал облака, словно по ступеням выстроившиеся друг за другом и, честно говоря, разморившись на солнышке, немножко уснул.

Не знаю, сколько прошло времени, разбудил меня сильный толчок в спину. Ночью поспать почти не удалось, и я, лишь отмахнувшись от того, кто пытался вырвать меня из сладких объятий Морфея, повернулся на другой бок и продолжил смотреть сон. Чья-то мокрая шершавая рука провела по моей щеке, а потом нечто мягкое и волосатое стало тыкаться в ухо. Я решил не сдаваться и растянуть сонные мгновения как можно дольше. Но тут пушистое «нечто» раскрылось, вязкая липкая масса затекла в моё беззащитное ухо, и, увеличенный в сотни раз непосредственной близостью, прямо в голове раздался трубный звук: «Мууууууууууу».

Я подскочил, как ошпаренный и встретился лицом к лицу, вернее лицом к морде, с телёнком. Теперь ясно, кто трогал мою щёку, но только отнюдь не рукой, а длинным любопытным языком.

— Ну чего ты толкаешься? Подумаешь, вздремнул чуток. Иди лучше бодаться с другими теля… — я показал в сторону стада и вдруг увидел, что все животные, кроме стоявшего рядом малыша, исчезли.

— Что я натворил! Вот балбес! Как смогу посмотреть в глаза Нику и другим жителям деревни! Телёночек, миленький, — я обнял рогатого знакомого за шею, — спаси меня! Покажи, где прячется мама и её подружки!

Малыш ничего не ответил, но повернулся и быстрым шагом пошёл в горку. Я, боясь спугнуть его и надеясь на то, что телёнок идёт в верном направлении, семенил сзади. На вершине холма, благодаря хорошему обзору, я вдруг заметил кончик хвоста, мелькнувший в дубовой рощице.

— Ура! Нашлись! — я готов был расцеловать своего помощника. — Бежим скорей! Нужно вернуть всех на место до прихода Никиты.

— Словно настырная февральская вьюга я влетел в лесок с криками: «Сдавайтесь! Вы окружены! Сидеть! Лежать! Ни с места!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белеет парус одинокий. Тетралогия
Белеет парус одинокий. Тетралогия

Валентин Петрович Катаев — один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, — повесть «Белеет парус одинокий» (1936) — рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броненосца «Потемкин» и самим поучаствовать в революции 1905 года. Повесть во многом автобиографична: это ощущается, например, в необыкновенно живых картинах родной Катаеву Одессы. Продолжением знаменитой повести стали еще три произведения, объединенные в тетралогию «Волны Черного моря»: Петя и Гаврик вновь встречаются — сначала во время Гражданской войны, а потом во время Великой Отечественной, когда они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе.

Валентин Петрович Катаев

Приключения для детей и подростков / Прочее / Классическая литература
Повести
Повести

В книге собраны три повести: в первой говорится о том, как московский мальчик, будущий царь Пётр I, поплыл на лодочке по реке Яузе и как он впоследствии стал строить военно-морской флот России.Во второй повести рассказана история создания русской «гражданской азбуки» — той самой азбуки, которая служит нам и сегодня для письма, чтения и печатания книг.Третья повесть переносит нас в Царскосельский Лицей, во времена юности поэтов Пушкина и Дельвига, революционеров Пущина и Кюхельбекера и их друзей.Все три повести написаны на широком историческом фоне — здесь и старая Москва, и Полтава, и Гангут, и Украина времён Северной войны, и Царскосельский Лицей в эпоху 1812 года.Вся эта книга на одну тему — о том, как когда-то учились подростки в России, кем они хотели быть, кем стали и как они служили своей Родине.

Георгий Шторм , Джером Сэлинджер , Лев Владимирович Рубинштейн , Мина Уэно , Николай Васильевич Гоголь , Ольга Геттман

Приключения / Приключения для детей и подростков / Путешествия и география / Детская проза / Книги Для Детей / Образование и наука / Детективы / История