Чудовища, рожденные и созданные

– Корал. – Узнаю голос Дориана ещё до того, как поворачиваюсь на звук своего имени. Стоит в середине одного из проходов, в тени колонны, что объясняет, почему я не заметила его, когда вошла в зал. Серебряная корона висит на петле для ремня поверх чёрных брюк. Дориан прислоняется к колонне и смотрит Златошторм в глаза. Я бы не отважилась на такое с чужим мариленем, даже издалека. – Как она?

– Нервничает, – говорю я просто. Ощущаю движение позади себя в зале, как все носятся туда-сюда и могут увидеть нас, стоит им заглянуть за колонну. Наверняка она недостаточно широка, чтобы нас спрятать.

Дориан не обращает на это внимания.

На берегу он был другим. Осторожным, неуверенным. Отпрянул, когда люди отца застукали нас. Дориан всегда старался, чтобы нас никто не заметил, и, полагаю, не без причины. Теперь, похоже, ему всё равно, кто нас видит.

– Роготон тоже не в духе. – Дориан оглядывается на серебристого мариленя, посматривающего из стойла.

– Он провёл здесь всю ночь?

– Нет, конечно нет, – озадаченно говорит Дориан. – Я велел привести его сюда ранее. Думал, Роготон привыкнет к арене и станет чуть менее… В любом случае он будет в порядке. Это всё океан.

– Что?

– Целую ночь шёл дождь. Марилени нервничают…

– Я Охотник. Слежу за конюшней. – Дориану ни к чему знать, что я по рассеянности не увидела связи. А затем вспоминаю: нет никакой конюшни. Больше. Возможно, никогда уже не будет. Для меня.

– Я не то хотел… знаю. То есть, разумеется, тебе это известно.

Мы замолкаем.

Подсобчие проверяют и перепроверяют приспособы. Слышим, как снаружи собираются зрители.

На правой надбровной дуге Дориана порез. Исчезает под волосками. Не знаю, что сказать. Глядя на него так близко, вспоминаю наш последний разговор на пляже. Что бы произошло, не подоспей люди Соломона? Я бы вновь встретила Дориана, которого потеряла?

Жаль, не могу поговорить с Крейн. Почему именно Дориан Акаян вновь устраивает в моей голове сумбур?

– Слышал о твоём брате, – говорит он, прерывая тишину между нами. – Мне жаль.

– Почему тебя не было в святилище? – говорю я. – Ты знал, не так ли? Сообразил, что к чему?

Его брови опускаются.

– Сообразил что?

– Что «Ковчег» собирается напасть. Теперь мой брат за решёткой. Его приняли за одного из заговорщиков. Он пришёл со мной, и, не появись я там, поделись ты подозрениями, этого бы не произошло. Ты мог бы…

– Корал, перестань, – говорит Дориан, в этот раз мягче. – Я не знал. – Его глаза светятся. «Странно», – думаю я. Взгляд Дориана – неторопливое гудение. Скрещиваю руки на груди. – Так как собираешься вызволять брата? – спрашивает он.

– Когда выиграю, Эмрик станет братом чемпионки. Тогда они не смогут делать вид, что мы пришли в святилище по иной причине.

Дориан отклоняется.

– Тебе не победить, – произносит он небрежно, как если бы заметил, что земля Солонии такая чёрная, что всасывает каждую крупицу света. Я лишь моргаю. Но он, кажется, не осознаёт, насколько категорично прозвучали для меня его слова. – Всё, что происходит на арене, происходит с дозволения Землевластителя, – добавляет он. Его ремарка пробуждает что-то в памяти, тёмную ночь и туман голосов, но разум слишком сбит с толку. – Можешь бороться с этим, но выиграешь ли битву? А если и да – что тогда?

– Я поднимусь. – Застала его врасплох. – Поднимусь, – продолжаю я, – вопреки всеобщему недовольству. Вопреки всем, кто желает видеть меня растоптанной и просящей милостыню. Куда уж проще. – Дориан делает шаг ко мне. К этому моменту шум в зале возниц становится оглушительным.

– Всю жизнь я жил по правилам отца. Он всегда говорил, что мы представляем человечество среди морей, которые поглотят нас. Однажды одержим победу, и всё это будет нашим. Отец пошёл по стопам предков. Амбициозный, перспективный. Ожесточённо безжалостный. Его уважают повсюду. Боятся повсюду. Даже если я его ненавижу, мне всё равно придётся быть таким, чтобы продолжить наследие рода.

Дыхание между нами сейчас неуместно.

– Отец отнял всё, что было мне дорого. Сломал, запер, разорвал на куски. Утонул в собственном высокомерии. Он бы убил тебя, не вернись я к нему. Но ты… – Дыхание Дориана становится прерывистым. – Я пытался сделать то же, что и ты, и потерпел неудачу. Пытался причинить тебе боль, но потерпел неудачу. Пытался возненавидеть тебя, но потерпел неудачу. Ты поставила под угрозу всё, что построил отец, бросила ему вызов, сделала то, чего он никак не ожидал. Выбила почву у него из-под ног. – Дориан наклоняется ко мне, и я, сама того не желая, делаю глубокий вдох. Изучаю контуры его лица, пока он говорит: – Не ввязывайся в стычку. Тебе не уступят. Не сегодня. Это последнее состязание. Все здесь для того, чтобы победить.

– Как и ты.

– Разве ты не престала бы меня уважать, проиграй я намеренно?

– Разочарование окупилось бы чувством триумфа.

Брошь на моём воротнике звякает о пуговицу на его, когда Дориан прижимается мягкими губами к щеке, воспламеняя меня, словно спичку, которой чиркнули.

– Удачи, Корал Солонии.