Чудовище 3 (СИ)

— Был у нас такой случай на пятнадцатой улице. Жил там очень богатый человек и владел десятком больших мастерских, что снабжали тканями весь город. И вёл себя, как положено: содержал всю свою менее богатую родню, содержал богадельню на нашей улице, приют содержал для детей-сирот, кто у него попросит чего — всегда давал. Добрый был человек, всеми благами его боги наделили, вот только потомства крепкого не дали, сын был только один, да и тот умер в молодом возрасте, внук умер ещё не старым, правнук тоже у него был только один, ему богатство прадеда и досталось. Только с самого начала он начал поступать неправильно. Жадным оказался, недобрым, потому что перестал содержать богадельни и приюты для сирот, так и сказал, мол, пусть милостыню идут просить. Много люди говорили об этом. Неужели дряхлым старикам или детям-сиротам должны подавать милостыню простые люди, у которых всё на счету и заработано трудом, а не богач, у которого всё в избытке? Пробовали этого негодного жадного человека увещевать старики, самые старые люди, проживавшие на его улице, ласково и мудро с ним говорили, а он лишь дерзил им в ответ и не спешил раскошеливаться. Тогда решили больше ничего ему не говорить и возненавидели его многие. И пошли у него с тех пор неприятности: то конь, то корова, то свинья сдохнет, то часть забора загорится огнём, то на складах крыша прохудится, хотя крыши там и добротные, да дождь все ткани зальёт, они и сгниют, поди, просуши их! То змея к нему в сад заползла, то в спальную — ядовитый паук. Плохо стало жить ему на свете. Всегда плохо тем, кого люди не любят. Богатый человек — избранный и обязан быть добрее и лучше других, должен совершать хорошие поступки и то, чего ждут от него люди. А если этого нет, значит, он обманул самих богов и получил своё богатство великим грехом. Вот и страдает за свой грех!

— Значит, люди пятнадцатой улицы вредили тому богачу исподтишка?

— А как же ещё? Войной, что ли, идти на него? Войны у нас не любят. А учить негодных людей надо. Каждый обязан исполнять свой долг.

— Вижу, не сладко у вас и богатым живётся.

— Богатство всегда сладко. Просто не отступай от того, что тебе положено выполнять — и не будет горя.

— Какой же смысл владеть богатством, если не можешь распоряжаться собой? — пожал плечами Хар.

— Свобода и богатство — разные вещи, — заметил Камор.

Какое-то время все трое ехали молча на своих лошадях. Но без разговоров дорога казалась длиннее и тягостнее и Хар снова начал задавать вопросы.

— А скажи, друг Камор, почему человек, пришедший из своей улицы в чужую, не может попить там воды из колодца просто так, не заплатив кому-нибудь? Неужели в колодце убудет воды, если он выпьет из него несколько глотков?

— От нескольких глотков не убудет, но это дело принципа. Если не соблюдать принцип платежа, то завтра любой чужак захочет черпать из чужого колодца вёдрами, чтобы напоить не одну свою лошадь, оставив жителям улицы лишь песок на дне, а какая с этого выгода жителям улицы?

— Однако ж, странно, что вы, придерживаясь таких принципов, что за всё надо платить, признаёте рабство. Ведь рабу никто никогда не платит, как бы он ни трудился.

— А почему это рабу должны платить? — возмутился Камор. — Вот ещё! Это раб должен платить работой за то, что кто-то взял на себя ответственность за его жизнь, которая ему не по плечу!

— А если тот, кто раб, однажды решит всё же сам отвечать за свою жизнь, разве его хозяин позволит стать ему свободным?

— Нет, конечно. Те, кто родились рабами, не должны уже больше становиться свободными никогда, ничего хорошего из этого не выйдет. Есть, конечно, рабы другого сорта, попавшие в рабство за долги, такие ещё могут себя выкупить и этим доказать своё право на самостоятельность. Но те, кто родились уже в рабстве, от матерей-рабынь, впитав в себя рабство с их молоком, те уже не сумеют жить на свободе. Были случаи, когда такие негодные рабы начинали считать, что они могут быть свободными, они убегали от своих хозяев за город, если они жили в городе, или с плантаций, где они были обязаны работать, и становились разбойниками, несли много вреда. Нет добра, когда раб от рождения начинает желать себе свободы!

Хар пожал плечами. Камор говорил, вроде бы, логично и правильно, но почему-то Хару было трудно с ним согласиться. В городе Ноччи рабства не существовало совершенно, оно было запрещено, там признавался только наёмный труд и Хару было трудно принять доводы человека, оправдывающего рабство. Камор как будто понял чувство Хара и принялся во всех красках расписывать, как хорошо живётся рабам при их хозяевах — в довольстве и без забот.

— Но это если хозяин добрый, не так ли? — с лёгкой насмешкой заметил Хар.

— Да, но каждый хозяин обязан быть добрым, а если не так, его поправят.

— Кто же?

— Если он начнёт слишком несправедливо поступать со своими рабами и рабам станет это невыносимо, его дела могут пойти наперекосяк. Даже дом и сад могут сгореть вместе с хозяевами и пойди разберись, чьих это рук дело.