Чудовище 3 (СИ)

То, что Решма осталась единственной обузой для своей матери и у Квины, кроме неё, не осталось других ртов, не сделало детство Решмы ни сытым, ни ухоженным. Квина осталась без мужа, будучи уже в немолодом возрасте и, чтобы как-то выжить, она решила сдавать комнаты своего дома в наём, превратив его в пансион. Задумка была неплохая и сулящая безбедное существование, но Квина, очевидно, была не создана для него и дела у неё не заладились с самого начала.

Прежде всего она решила сдать самую большую комнату на первом этаже, превратив её предварительно в четыре маленькие — так показалось ей более выгодно. Но для этого надо было строить перегородки, а поскольку Квина не имела на это ни средств, ни сил, она просто начертила на полу краской деление на четыре угла и попыталась сдать эти углы, как комнаты. Но за такие «комнаты» никто не захотел платить, как за настоящие комнаты и ей пришлось сдавать их подешевле, как углы, но она упорно называла их комнатами и злилась, когда кто-то не называл их также. Затем она сдала пансионерам небольшую комнатку рядом с кухней, а потом ещё одну комнату на втором этаже, рядом с той, в которой проживала сама с маленькой дочерью.

Пансионеры, поселившиеся в «комнатах» с символическими перегородками, оказались людьми небогатыми и не очень платёжеспособными.

Один из четырёх жильцов считал себя молочником, потому что ходил каждое утро в деревню, до которой можно было дойти пешком, так как пансион находился на окраине города, а деревня — близко к городу, покупал у крестьян молоко и перепродавал его в городе. И, поскольку этот молочник считал, что ходить в деревню, поднявшись ещё затемно, работа очень тяжёлая, он стремился продать своё молоко как можно дороже, не желая уступить ни в какую. Но большинство жителей Свободного не любили слишком дорогих продуктов и покупали у него молоко неохотно и нередко случалось, что молоко у него прокисало и он выпивал его сам, чтобы не пропадало добро, после чего страдал расстройством желудка и обидой на скупое человечество. Деньги у этого человека водились негусто и он платил за свой угол нерегулярно, задолжав Квине хорошую сумму за несколько лет. Каждый раз, когда Квина требовала у него деньги, он начинал ныть, жаловаться на здоровье, на то, что он круглый сирота и потчевать Квину ужастиками, которые ему, якобы, пришлось пережить в этой жизни. И Квина, жалостливость которой равнялась её глупости, поворчав, отступала, взяв с него кое-какие копейки вместо полноценной платы и вновь погрузившись в розовые иллюзии, что однажды все должники вернут ей всё, что должны и дела её пойдут на лад.

Другой жилец считал себя торговцем овощами и, так же, как горе-молочник, ходил по деревням, скупая у крестьян овощи, но у него хватало ума не заламывать цены, чтобы полностью продать свой товар, поэтому доходы у него были больше, чем у молочника, и у него хватало средств платить за свой угол.

Третий подрабатывал грузчиком в порту, много пил и платил за свой угол тогда, когда Квина успевала перехватить у него его заработок раньше, чем он его пропивал.

Четвёртый был переростком-подмастерьем, бравшим уроки у сапожника, живущего с Квиной по соседству. Родители его имели хозяйство в деревне и он время от времени навещал их, чтобы разжиться продуктами и кое-какими денежками. Учился он плохо и отнюдь не старательно, уже несколько лет подряд и за угол платил хозяйке пансиона нерегулярно.

Ещё две комнаты Квина сдавала жильцам поприличнее и поплатёжеспособнее, но у неё был странный характер и она плохо ладила с людьми, которые стабильно платили ей за отдельные комнаты и вели себя интеллигентно. Она вела себя с ними сварливо и грубо, часто затевала ссоры, придиралась. Они заказывали ей готовить для них пищу и она часто недоваривала её или, наоборот, подавала пригорелое или недосоленное или переперчённое. Она не любила благополучных людей, дававших ей стабильный доход, и жалела неудачников, разорявших её. Такова была мать Решмы.

Сама же Решма зажила самостоятельной жизнью после того, как ей едва исполнилось три года. Ежедневно она уходила из дома и ареал её гуляний становился всё обширнее.

Она часто бывала на рынке. Ей было любопытно толкаться среди множества людей, рассматривать их, слушать разговоры, в которых она не понимала ни слова. Иногда кто-то из торговцев сладостей давал ей конфеты — только за её улыбку. Из всех детей, когда-то рождавшихся у её матери она была особенно красивым ребёнком и её большие синие глаза и отросшие очень светлые, с золотистым отливом волосы очаровывали окружающих. Стоило ей быть поласковее, поулыбчивее — и она пленяла сердца, оборачивая это себе на пользу.