И когда Малентина вела повествование обо всех жутких подробностях жизни императрицы Майи, скрытых от летописцев, то, наблюдая в это время за выражением лица Ялли, она замечала на нём ужас и… вину.
— За всю свою жизнь я совершила только одно преступление, — говорила Ялли, — убила того дурачка и то, в дни юности, когда я была слишком вспыльчива, полна спеси и высокомерия, не знала удержу. Подумать только, я лишила его жизни только за то, что он сказал мне то, что было неприятно слышать! Сейчас бы я так не поступила. Никто не имеет права лишать жизни другого просто так, только из-за прихоти, даже тот, кто обладает властью и не подлежит суду и наказанию. Правда, ещё по моей вине погиб Карун, тот жрец и его люди, но если бы этого не произошло, если бы я просто сбежала, не уничтожив их, они бы искали меня и моего сына повсюду и нашли, и не пощадили бы, сожгли и меня и моего несчастного ребёнка. Я не раскаиваюсь в том, что защитила тогда себя, что боролась и победила, и никто меня не убедит, что я была неправа. Но то, что я совершила в воплощении императрицы Майи… Этому нет оправдания!
Малентина трепетала в душе, осознавая, что добивается своего. Княгиня начинала страдать от чувства вины за своё прошлое. И, кажется, ещё чуть-чуть — и она пожелает наказать сама себя.
Ялли то и дело начинала вслух задумываться о том, какими делами искупила грехи прошлого в новом воплощении и все её старания теперь казались такими ничтожными, незначительными. Да, она добилась, чтобы были выстроены храмы Светоносному по всей Фаранаке, чтобы их энергия защищала остров от потенциального влияния демонов. Это было нелегко, но она хлопотала до тех пор, пока на острове не осталось ни одного княжества, где бы не воздвигли такой храм.
Ещё она весьма осторожно относилась к документам о вынесении смертного приговора кому-либо, не спешила ставить свою подпись под ним, пока дело не расследовали весьма тщательно. При её правлении втрое увеличилось количество приютов для сирот, богоделен, появилась благотворительная школа с бесплатным обучением.
Иногда, когда до неё доходили слухи о том, что в каком-либо княжестве слишком выросли налоги, бесчинствует знать или слишком слабо обстоят дела с благотворительностью или происходит что-то ещё неладное, она вмешивалась и слала тем князьям ультиматумы, чтобы они исправили это, делала это настойчиво и князья были вынуждены с ней считаться, зная, что с матерью бога шутки плохи: на Фаранаке не забывали печальную участь князя Бефока.
На острове Фаранака во всех княжествах народ, говоря о ней, называл её Ялли Красивая. И уже давно её глупость не высмеивали на площадях, забыв ошибки и нелепости её юности.
В её княжестве её ценили и уважали и не желали другой княгини.
И Ялли какое-то время начала гордиться собой, но теперь, узнав о своём воплощении в ипостаси княгини Майи, она сильно упала в собственных глазах. Что с того, что она пыталась сделать что-то доброе для Фаранаки, острова, если когда-то по её вине едва не погиб целый материк?
Малентина не спешила поведать ей о её третьем воплощении, где она сама исправила свою ошибку, зачав от бога Става сыновей, которые должны были погубить Чудовище, являвшееся основой силы демонов, что она сама и явилось причиной их краха. ” — Ей не нужно знать о том, что она смогла, сумела лишить власти демонов, которую сама им и дала, — рассуждала Малентина, — а то ещё простит себя. Но что если она меня заставит рассказать о её третьем воплощении? Что если её сынок догадается, что я пытаюсь это утаить от неё?»
Но этого не происходило. Ялли мучилась от чувства вины и, казалось, даже сама боялась узнать что-то о своём третьем воплощении, чтобы вдруг не узнать, что она совершила больше зла, чем думала.
И Дан почему-то не давал ей понять, что Малентина что-то таит от неё. Он словно стал каким-то другим: слишком беспокойным, озабоченным, чем-то огорчённым и даже не мог объяснить своё состояние.
Малентина ждала, когда Ялли пожелает наказать себя за прошлые ошибки, ввергнув себя в водоворот событий, которые обычно не делают счастливее никого.
И однажды это произошло.
Посреди океана.
Корабль вдруг начал резко сбавлять ход и вскоре остановился вовсе, покачиваясь на волнах.
Княгиня и все прочие выбрались на палубу, недоумевая и желая понять, что произошло.
И на их глазах начал меняться окружающий мир: лазурные волны океана словно наливались кровью, превращаясь в алые и колыхаясь под небом, которое по-прежнему было безупречно-синее и на нём сияло беспечное жизнерадостное солнце в зените.
Внезапно корабль начал разворачиваться и поплыл в сторону, противоположную направлению к Фаранаке, причём, так стремительно, как не смогло бы его двигать ни одно механическое устройство. Он словно ожил и действовал сам по себе, не подчиняясь воле людей, до сих пор управлявших им.
Всех находившихся на корабле охватил животный ужас, какой обычно наступает, когда происходят явления, которым нет объяснения и которые невозможно остановить, когда приходит полное бессилие.