Чудовище 4 (СИ)

— Да, я виновата, но я подумала, что ты облегчишь мою совесть, если назовёшь мамой…

— Я уже простила тебя однажды, благодаря этому ты вернулась из облика дерева в человеческий облик, так тебе мало этой милости? Ты ещё и хочешь облегчить бремя своей вины? Ты явно злоупотребляешь моим благодетельством! И явно не боишься меня и не воспринимаешь всерьёз. А зря! — глаза Ялли зловеще сузились и она трижды хлопнула в ладоши.

В ту же секунду дверь в каюту распахнулась и в неё заглянуло круглое румяное лицо служанки.

— Позвать двух матросов! — приказала Ялли.

Когда матросы явились, она отдала другой приказ, махнув в сторону Малентины:

— Высечь. Десять плетей на первый раз.

Малентина сильно испугалась, она никак не ожидала такого поворота. Она переоценивала свою роль в помощи княгине и затребовала слишком многого. Когда матросы приблизились к ней и взяли её за локти, она принялась умолять княгиню, чтобы её не пороли, но та сурово молчала, глядя холодными бесстрастными глазами. Тогда Малентина закричала и заплакала, но и это не разжалобило Ялли.

Малентину вытащили на палубу, привязали к перилам за руки, согнув её пополам, задрали ей на голову подол платья, стянули с неё панталоны и вытянули плёткой по спине и ягодицами ровно десять раз — как велела княгиня.

А после наказания, ни живую ни мёртвую от страха и боли, вновь привели в каюту.

Ялли приказала ей снова сесть в кресло и начинать рассказ, не докучая ненужными предисловиями.

Малентина была всерьёз напугана, ей было приказано пересказать жизнь Джанки и она не решалась лгать, опасаясь, что её ложь будет разоблачена хотя бы сыном княгини, о котором Малентина знала, что он был также сыном божества. С другой стороны было страшно поведать и опасную правду о том, как немилосердно она обходилась с маленькой несчастной Джанкой. Кто знает, какое раздражение это может вызвать у Ялли, которая, как выяснилось шутить не любит?

Однако, княгиня спокойно выслушала о том, как Малентина дважды пыталась её сжечь, как стремилась заставить называть матерью, чтобы обрести над ней силу проклятья, как нещадно избивала до тех пор, пока этого не заметил жрец Полок. Лицо Ялли было непроницаемо. И Малентина вздохнула спокойно, когда пришла пора поведать о жизни Джанки уже без участия в ней её биологической матери. Когда шло повествование о том, как Джанка сжигала деревни по наущению Полока, даже не ведая, что творит, Ялли явно не испытала чувства вины.

— Как можно винить себя за зло, если ты даже не знаешь, что творишь его? — вслух произнесла она.

” — Погоди, я ты ещё о другом зле не знаешь!» — подумала Малентина.

С тех пор она ежедневно проводила вместе с Ялли долгие часы — то в каюте, то прогуливаясь по палубе. И всё это время из уст Малентины сходили предыдущие воплощения княгини. Ялли слушала, в основном, хладнокровно, почти не выражая никаких эмоций, даже когда дошла очередь узнать о том, что, оказывается, в первом воплощении она была убита собственными детьми.

— Вероятно, между ними и мной не было особой привязанности, — предположила она. — Возможно, я гордилась ими, что у меня, тогда ещё безобразного чудовища, появилось двое красивых детей. Но я не любила их так сильно, как теперь люблю моего Дана. Вот что значит — родить от любимого мужчины! Хоть даже если сам мужчина и не стоил такой любви.

Сам Дан находился много времени на палубе, пробуя что-то рисовать на досках, но у него явно это не получалось, потому что он часто нервничал и злился, чертя какие-то непонятные разноцветные штрихи. Он сделался раздражительным и успокаивался только отчасти, когда по вечерам садился возле кресла матери и отдыхал, положив ей голову на колени, а она перебирала его светлые кудри.

Ялли же, наоборот, была спокойна, как никогда. Когда ей пришла пора узнать о воплощении Майи, ничего интересного услышать об этом она не ожидала. Когда-то в детстве её отец нанял учителя гуманитарных наук для своих детей, чтобы повысить их эрудицию. Ялли помнила, как этот учитель проводил урок истории материка Гобо и поведал о совсем коротком, но значительном её периоде: правлении императора демона Лира. О его жене, императрице Майе, история особых сведений не имела, кроме того, что она была необыкновенно красива, что Лир безумно любил её, что рядом со своим троном он приказал воздвигнуть трон для неё и дарил ей такие дорогие подарки, что это шокировало окружающих и до сих пор о этих подарках ходили легенды не только по всему материку Гобо, но даже доходило до близлежащих от материка островов, в том числе и Фаранаки. По словам историка, Майя не участвовала ни в политике, ни в издании новых законов, ни в каких-либо других государственных делах. Она была всего лишь женой императора, его вещь, его тень, его женщина, просто сидевшая тихо за его широкой спиной.

Однако, жизнь Майи оказалась гораздо насыщенней, как и влияние на ход истории всего материка и на самого Лира…