Чудовище 4 (СИ)

Малентине было дано некоторое время на отдых. ” — Пусть наберётся сил здесь, на корабле, — решила Ялли, — а уж там, в моём доме, она расскажет мне всё.»

Она позвала служанку и приказала отвести Малентину в отведённую для той небольшую каюту, рядом с каютами для прислуги. В этой каюте была узкая лежанка, столик, две табуретки.

Малентина на самом деле чувствовала себя весьма усталой. Она приблизилась к гамаку и легла на него, поплотнее укутавшись в плед.

Она вспоминала.

В память назойливо забирался тот самый страшный день в её жизни, когда она оказалась на острове Плачущих Деревьев и перед ней предстал Нэгог, злорадно улыбавшийся. В ушах отчётливо стоял скрипучий голос, произносивший напутствие перед её длительными мучениями: ” Запомни, Малентина, какие бы страдания ни выпали тебе, никогда не допускай мыслей, что это наказание! Считай испытанием, но не наказанием! Потому, что если ты начнёшь думать, что тебя наказали, поневоле возникнет вопрос: за что? И тут ты начнёшь копаться в себе и, глядишь, нароешь что-нибудь, да и поймёшь, насколько была неправа в том-то или в том-то. А ощущать себя неправым — тяжелоооо! Тут можно даже додуматься до покаяния. Покаешься — тут и накроет тебя чувство вины. А чувство вины, дорогуша, оно наказания требует. Вот тут ты и станешь неудачницей, потому что начнёшь наказывать себя. Тут и врагов не нужно, чтобы создать проблемы — тут ты станешь себе главным врагом! Выход, конечно, есть: можно простить себя. А вот это как раз и есть самое сложное. Многие так и не прощают себя и карают, карают, карают! А если не карают, то снова и снова повторяют преступления, совершённые прежде, опускаясь на духовное дно. Запомни это последнее наставление Мудреца. Это тебе мой подарок. Может, когда-нибудь твои испытания придут к концу и ты вспомнишь об этом наставлении и оно пригодится тебе, весьма пригодится!»

— Пригодится!.. — вслух произнесла Малентина.

Мозг начал лихорадочно работать. И где-то из глубин души этой женщины начала подниматься древняя ярость, застарелые обиды и желание оплатить долги: ” Ведь это всё из-за неё, это было всё из-за неё! Если бы я не желала тогда уничтожить её любой ценой, если бы я не продала Мудрецу душу только за совет, как погубить её, ничего бы этого не было — этих страшных веков в ипостаси дерева! Она, она, опять она! Причина того, что я не могу жить!»

Она поднялась с гамаки и беспокойно заходила по каюте — от стены к стене. ” — Но ведь она стала совершенно другой, — пронзали мозг мысли озарением, — она не такая, как прежде! Что если бы сейчас она узнала, насколько ужасные преступления она творила прежде, хотя бы когда была в ипостаси императрицы Майи? Ощутила бы она вину за совершённое прежде? Неужели ты сама роешь себе могилу, требуя, чтобы я рассказала тебе о прошлом, Джанка? Что если ты не простишь сама себя? Что если ты сама пожелаешь подвергнуть себя таким мучениям, какие испытала я? Неужели таким образом я буду всё же отмщена?»

Сердцем Малентины овладела буйная нездоровая радость. Ей показалось, что у ней прибавилось сил и кровь бешено заходила по её жилам, согревая тело настолько, что ему даже стало жарко. Ей захотелось есть, хотя до сих пор она не испытала этого желания за века в ипостаси дерева отвыкнув от человеческой пищи.

Она выбралась из каюты и, забредя в соседнюю каюту для прислуги, попросила поесть.

Через несколько минут одна из служанок принесла в её каюту кувшин с молоком, тарелку с жареным цыплёнком, большой кусок хлеба, виноград, апельсины. Малентина жадно набросилась на еду и уничтожила всё это всего за несколько минут.

— Ну, теперь я готова, — вслух проговорила она.

Затем, поднявшись с табурета, вновь вызвала служанку, громко постучав в стену, смежную с каютой для прислуги.

— Передай княгине, что я готова рассказать ей всё, что она пожелает! — повелительно произнесла Малентина и рысьи глаза её запылали сумасшедшими огнями.

========== Глава 14. Во власти океана ==========

Ялли была готова слушать её чуть ли не в любое время суток. И Малентина решила было, что по такому поводу она имеет право просить княгиню о чём угодно, какими бы странными её просьбы ни являлись.

Усаживаясь в кресло напротив княгини, она произнесла:

— Могу ли я попросить тебя, чтобы ты называла меня мамой?

У Ялли от удивления приподнялись брови и округлились глаза:

— Ты обезумела? Мне называть мамой — тебя? Да ты помнишь ли, с кем разговариваешь? Даже если бы я была самой последней простолюдинкой в нашем княжестве, я бы и тогда не назвала тебя своей матерью, ибо у меня жива моя родная мать, но даже если бы я была сиротой, я бы никогда не сказала тебе «мама»! И что за наглость? Ты обезумела и не отдаёшь себе отчёта в том, что говоришь с княгиней? Что за дерзость? Ты испытываешь моё терпение себе на горе?

— Но ведь когда-то я была твоей матерью.

— Если бы нормой было то, как ты поступала со своим ребёнком, то слово «мама» звучало бы как проклятье! — Ялли ощущала, как начинает набираться гневом. — Оно бы звучало гнуснее, чем слово «паук», «скорпион» или даже «демон»!