Чудовище 4 (СИ)

— Ну, что ж, если они всё ещё виновны, значит, мы бессильны, — промолвила Ялли. — Но как бы ни были страшны их преступления, — пожелаем им добра — обрести как можно скорее прощение и освобождение!

— И себе пожелай того же, — разбухшими и растрескавшимися губами произнесла Малентина. — Императрица Майя!..

— Что? — удивилась Ялли.

Корабль покачивался на океанских волнах, направляясь к берегам острова Фаранаки.

В каюте княгини царил полумрак — горел лишь один светильник, его золотое сияние освещало жалкую ссутуленную фигуру Малентины, укутанную в тёплый шерстяной плед, ютившуюся в глубоком кресле.

Малентине было очень холодно, несмотря на то, что погода над океаном стояла довольно жаркая. В руках её была кружка с горячим напитком из трав, она то и дело прихлёбывала его, но согреться никак не могла. Вероятно, циркуляция крови в её теле была нарушена после того, как оно пробыло не один век в состоянии дерева.

Ялли восседала в другом кресле напротив — величественно, как на троне, глядя сверху вниз на свою гостью. Она простила Малентину, но не уважала и не испытывала к той ни малейшей симпатии.

Дан находился позади её кресла, опершись локтями на его спинку.

— Итак, — надменно произнесла Ялли, — может, ответишь мне, когда я смогу услышать от тебя то, что хочу и ради чего я тебя спасла? Ведь ты знаешь обо мне больше, чем я сама, не так ли?

Малентина бросила на неё напряжённый нервный взгляд.

— Это так, — ответила она, — я знаю. Только почему ты считаешь, что я обязана всё это тебе пересказать?

— Потому что я так решила! — голос Ялли сделался холодным, как лёд и жёстким, как сталь. — Я — княгиня, я никого ни о чём не прошу — я приказываю. И даже мои соседи, такие же князья, как и я, выполняют мои требования! И кто этого не делает, жалеют об этом.

— Ты угрожаешь мне? — глаза Малентины сощурились, как у кошки и в них заиграл зелёный злой огонёк. — А ты не забыла, что поклялась своим сыном, что не станешь причинять зла? Или тебя настолько изнуряет любопытство о твоих прошлых воплощениях, что ты готова пожертвовать им?

Глаза Ялли также сузились и взгляд их сделался острым, как кинжал.

— А я и не собираюсь причинять тебе вреда! — голос её зазвучал приторно-елейно. — Я не перережу тебе глотку и за борт не вышвырну. Более того, я доставлю тебя на твою родину — на материк Гобо, в ту самую деревню лесорубов, где ты родилась и жила!

Малентина отставила кружку в строну на небольшой круглый столик рядом с её креслом и глаза её округлились — уже от испуга:

— В деревню лесорубов?! Но той деревни уже и в помине нет, она исчезла с Планеты с тех пор, когда демон Лир вызвал землетрясение в земле Шерноддан! Там теперь лес, сплошной лес!

— Отлично, — голос Ялли всё также был сладок, — тогда я подыщу тебе другую деревню, где ты можешь поселиться у кого-нибудь в качестве батрачки. Обещаю, что это будет тоже деревня лесорубов. Ведь тебе привычна такая работа — валить деревья? Ты, наверно, соскучилась по ней?

По лицу Малентины заходили желваки:

— Я не знаю… Я не уверена, что мои руки сильны, как тогда… За годы этой страшной неподвижности, я, должно быть, утратила силу…

Ялли гордо выпрямилась в кресле:

— Чувствую, что перенесённые тобою адские страдания подорвали в тебе не только силы телесные, но и душевные. После всего этого кошмара тебе хочется только одного: покоя, комфорта, удовольствий, хотя бы маленьких, но радостей жизни. Но кто тебе может предоставить их? Может, я? Вот только с какой стати? Я, конечно, не очень осведомлена о своих прошлых воплощениях, но о том, что ты тогда хотела сжечь меня и пыталась проклясть, мне известно! И только из-за того, что в том воплощении я родилась совершенно непохожей на других детей! Да как же это возможно, чтобы мать так ненавидела своего ребёнка, что же это за каменное сердце должно быть у неё? Ты, наверно, знаешь, как я любила своего Дана, хоть он и был прежде похож на дерево? Я его грудью кормила, мне было сладко его обнимать и целовать, я видела его очень, очень красивым, самым красивым он был для меня!

— Но ведь ты родила его от того, кого любила, а не от демона, изнасиловавшего тебя! — тихо промолвила Малентина.

Лицо Ялли сделалось неподвижным, как камень.

— Вот поэтому я и простила тебя, — ответила она. — Только за то, что твой рассудок, вероятно, не мог перенести такого горя, он сделался безумным и именно поэтому ты и стала такой ужасной матерью для той меня — матерью, какую не пожелаешь и врагу! Но это не значит, что за твои страдания я буду холить и пестовать тебя. Не хочешь мне помочь — и я тебе не помогу. Высажу на берегу материка Гобо — и выживай себе, как знаешь, трудись в поте лица и думай каждый день только о корке хлеба!

— Не надо, — тихо прошептала Малентина.

— Что — не надо?

— Не бросай меня на берегу… Я не хочу бороться за выживание… Я уже не та… Возьми меня в свой дом, давай мне одежду и хорошую еду, да ещё немного покоя — я всё сделаю, как ты скажешь!

— Ну, смотри же! Всё это ты получишь, но не вздумай перечить!