Наконец рыбаки вернулись: их лодки тащили за собой длинные цепочки мертвых акул. Чудовище смотрело на это пылающим безжалостным взглядом. Его сжигала такая дикая ярость, что в приступе безумия оно думало только о том, чтобы прыгнуть вниз, к лодкам и перебить этих людей мощными таранными ударами.
А потом из лодки вышел Корлис, и чудовище услышало свой сдавленный голос, а Корлис недоверчиво выкрикнул:
— Напал на вас?! Чудовище с плавниками напало на лодку и убило Перрати?
Как в тумане Корлис видел остальных мужчин, торопливо выходивших на берег и выкрикивающих вопросы. Солнце, висевшее низко на западе, светило прямо в глаза, и он прищурился, стоя на деревянном временном доке. Инстинктивно он расставил ноги пошире, как будто готовясь к оглушительному удару, и смотрел на худое, мрачное лицо чужака со странными глазами, мощной челюстью и орлиным носом. Неожиданно его пронзил странный холод, пробежавший вдоль позвоночника к мозгу, где он и осел в виде глыбы льда.
Нет, это не был страх смерти. Он уже встречался с ней раньше, со страшной смертью. Не единожды слышал он, что случалось с людьми, которых он знал, и от этих рассказов мутился разум. Чувствовал он и то, что однажды судьба отвернется от него и напишет трагический эпилог его собственной жизни.
Нет, это был не страх смерти, а ощущение нереальности, нарастающего мучительного недоверия к этому... Джонсу, усиливающегося почти до боли. Когда, наконец, он заставил себя заговорить, голос его прозвучал жестко и хрипло:
— Почему Перрати не стрелял в эту тварь? Несколько пуль, и все было бы...
— Но он стрелял! — Торопливо вставил чужак, вводя в свой рассказ новую деталь. До сих пор он не думал о ружье, но если Корлис хочет, чтобы Перрати стрелял, пусть так оно и будет. Он торопливо продолжал: — У нас не было ни одного шанса! Чудовище так сильно ударило по лодке, что Перрати выбросило за борт. Я пытался его выловить, но было уже слишком поздно — чудовище утащило его под воду. Я испугался, что оно снова бросится на лодку, схватил весла и поплыл к острову. Повар может подтвердить, что я вернулся около полудня.
Стоявший за спиной Корлиса Проже рассмеялся, и его громкий горловой смех потряс тишину позднего полудня.
— Из всех натянутых историй, которые я слышал в своей жизни,— оказал он,— бредни - этого типа самые отвратительные! Говорю тебе, Корлис, что-то за этим кроется. Как только этот чужак первый раз остается один на один с нашим человеком, сразу происходит убийство. Да, именно убийство!
Корлису, смотревшему на могучую фигуру голландца, пришло в голову, что у него самого должно быть такое же выражение, как у Проже: мрачное и подозрительное. Странно, но факт, что Проже облек в слова мысли, возникшие в его голове, показал ему, насколько нелепо обвинение. Убийство! Смех, да и только!
— Проже, — резко оказал он, — научись держать язык за зубами. Это абсурд!
Чудовище смотрело на голландца, мышцы его одеревенели, тело было как чужое, и лишь одно чувство испытывало оно — радость, что контролирует ситуацию — чувство такое сильное, что временно не было способно даже злиться.
— Я не хочу с тобой ругаться, — сказало оно. — Сам знаю, что происшедшее выглядит подозрительно, но вспомни, что Перрати описывал нам какой-то неизвестный, опасный вид акулы. Зачем бы мне убивать незнакомого человека?! Я...
Оно замолчало, потому что Проже стоял, повернувшись к нему спиной и смотрел вниз, на лодку, в которой они с Перрати плавали. Она была пришвартована в самом конце дока. Потом Проже прыгнул вниз. Чудовище затаило дыхание, когда голландец исчез из виду за ограждением. Первым его желанием было бежать туда, посмотреть, чем занят человек, но оно не осмелилось.
— Это правда, Проже,— сказал Корлис.— Ты слишком скор на подозрения. Какие мотивы...
Чудовище не слушало продолжения, остолбенев оно смотрело, как голландец выпрямляется, держа в руках блестящее ружье. Потом он что-то вынул из него — сверкающий стальной предмет.
— Сколько раз стрелял Перрати? — тихо спросил он.
Чудовище почувствовало страх. Оно знало, что у Проже должна быть причина задать этот вопрос — об этом явно говорило выжидательное напряжение на лице. Ловушка! Но какая?
— Ну... два... три... — пробормотало оно. С огромным трудом ему удалось взять себя в руки.— То есть два. Да, два. А потом эта рыбина ударила в лодку, Перрати выронил ружье и...
Оно замолчало, заметив на лице Проже грозную, триумфальную, насмешливую улыбку.
— Тогда как получилось, что магазин этого ружья полой? Как вы нам это объясните, мистер Ловкач, Чужак, Джонс... — Его голос взорвался внезапным гневом. — Ты, проклятый убийца!
Корлис испытал странное ощущение, что их спокойный, безопасный остров начал вдруг уходить у него из-под ног. Это было ощущение настолько невероятное и угнетающее, словно небольшая группа мужчин стояла не на острове, а хрупкая деревянная беззащитная платформа находилась в самом центре враждебного океана.