– Передавай ей привет от Виктории, – она добродушно кивнула и пихнула парня в бок, чтобы тот все же поставил коробку. – Думаю, Ани будет приятно узнать, что со мной и Алом все в порядке.
– Виктории?..
– Добревой. А после Расковой. Мы учились вместе, были соседками. А потом… Ох… Богиня Судьба всех помотала, – выдохнула она и поправила рабочую рубашку под распахнутой курткой. – Но мы не жалуемся. Безопасность, кров и еда – больше, чем я надеялась получить после всего, что натворила.
– Вы же умерли. Я читала в досье, – не особо тактично «напомнила» женщине. – Погибли, оставив единственного сына сиротой. И Джорджина Кавендиш оформила над мальчиком магическое опекунство.
– Да вот же я, вполне жива. Сынок, поздоровайся, это дочь девушки, перед которой мы все в долгу, – деловито велела эта Виктория. – Волшебницы, одолевшей Августуса Блэра.
Все-таки «сынок»… А ведь он ровесник того Алекса Раскова, которого знала я! Они были неуловимо похожи – светлые волосы, будто выжженные на солнце, ярко-синие сапфировые глаза… Этот юноша тоже был привлекательный. Но все же… другой.
– Я ничего не понимаю. Ваш сын учится в Академии. На моем курсе! – выдохнула резко, переставая соображать. Очень мне сейчас не хватало разума Джил. – Зачислен в сентябре этого года…
Сзади послышалось движение, и плечо тролля коснулось моего. Он был рядом.
– Ох, Академия… Нет, ты что-то путаешь. Такой роскоши мы не можем себе позволить. Не потому, что бедны. Я слышала о квотах княгини Анны, – женщина подмигнула, намекая, что моя мама для нее куда больше, чем просто «княгиня». – Но я дала слово леди Кавендиш, тетке моего почившего супруга, что никогда не буду носить фамилию ее племянника и никогда не появлюсь в Петербурге и Эстер-Хазе.
– Но вы здесь.
Я развела руки в стороны и окинула взглядом просторы городской площади. Искры закрывшегося цирка погасли, уступив улицу темноте. Вокруг еще витал запах жареных орехов, но и тот постепенно растворялся в морозном воздухе. Последние посетители неспешно тянулись к воротам, покидая праздник.
– Эти гастроли… случайность, – женщина виновато всплеснула руками. – Я не смогла отказаться от такой хорошей подработки. Да и трудимся в основном по ночам, когда зрители расходятся… Не говори никому, ладно? Мы все равно уже уезжаем.
– Зачем вы дали старшей леди Кавендиш это глупое слово? – недоумевала я, пытаясь нащупать важную ниточку, ускользавшую сквозь пальцы.
– Не просто так, конечно. Она выделила мне щедрую сумму. Помогла получить другие документы и «умереть». Понарошку. А на самом деле скрыться вместе с новорожденным сыном.
Это хорошо, конечно, что мамина подруга жива, здорова и вполне довольна жизнью. Вот только почему ее липовая смерть всплыла в досье нашего Алекса? И зачем старшей леди Кавендиш выдавать кого-то за своего воспитанника и чужого сына?
– В те смутные годы мы все наделали много ошибок, – покаянно выдохнула женщина, ежась на морозе и запахивая куртку. – Я не хотела, чтобы на Але осталось клеймо человека, прислуживавшего Блэру. Боялась, что преданное мной Братство решит отомстить. Господин Кесслер научил меня маскироваться и скрывать ауру, но этого было мало, чтобы начать с чистого листа… Я ухватилась за предложение Джины, как за спасительную соломинку. «Умереть» для мира магии и навсегда разорвать связь с Расковыми… Тогда это было мечтой, Ани… Ава.
– Ваш сын… Он у вас ведь единственный, да? – выдала я обреченно.
Нет никакой надежды, что их двое. И про одного, учащегося в Академии, Виктория случайно забыла.
– Мое сокровище. Помощник. Я знала, что он вырастет хорошим человеком, несмотря на то, каким чудовищем был его папаша, – женщина ласково потрепала парня по светлой гриве. – Теперь мы не Виктория и Александр, а Оливия и Ксандр… Но я все равно про привычке зову его Алом.
Я въелась в парня глазами, разыскивая подвох. Единственный сын Виктории Добревой и Николая Раскова стоял передо мной в обнимку с тяжелой коробкой, пожевывая в пухлых губах высохшую соломинку. Ксандр… Александр. Ал.
Тогда, ради святого морфа, что за Алекс Расков учится у нас в Академии? И за каким троллем он приглашает на Бал влюбленных мою подругу?! И если Джорджина Кавендиш, оформившая опекунство, ему вовсе не двоюродная бабушка, то… кто?
Я осела в руках магистра. Эта синеглазая порода…
Наш «академический» Алекс говорил, что это фамильная черта всех Расковых. Такие глаза, напитанные морем, были и у его «отца», которого он помнил только по фото. И у его бабки, трижды побывавшей замужем и трижды овдовевшей, да так и оставшейся бездетной…
И последним ее мужем был Августус Блэр.
– В чем дело, Аврора? – Салливан развернул меня к себе.
– Наш Алекс… Расков… Я сейчас глупость скажу, – предупредила дрожащим голосом, чтобы магистр раньше меня не упал в обморок. – Я почти уверена, что он сын Блэра и Джорджины Кавендиш. Его самый прямой наследник в шурховом мире!
– Если это так…