Чулымские повести

В июне, пока еще не усохнет, не выгорит на палючем солнце разнотравье — красиво, утешно на круговой поляне у веселых берез. Каких цветов тут только и нет! Зеленый ворс раскидистого ковра размашисто, крупно расцвечивают ярко-оранжевые жарки, особым, сказочным таинством в этом ковре разбросаны густо-фиолетовые лепестки кукушкиных слезок, и так нежны на темной зелени голубенькие прошвы вероники дубровной, скромных медуниц.

Эту лужайку на Горушке прежде никогда не косили — корысти мало, а потом давно-давно еще прадедами установлено: молодым тут праздничать, сызмалу набираться красот от родной земли. Краса живая приемка человеческим глазом, хорошо западала в души. Вон девки — они же все в деревне завидные вышивальщицы. А и парни — форсистыми их считали в округе. Это правильно размышляли деды: возьмут исподволь молодые в себя красоту и обретут надежный оберег чистоте душ своих, да не подвергнется порче оных чистота духовная.

С вечера, да еще и утром нынче надеялась Варя, что придут сегодня девки и парни на Горушку. Прежде-то уж обязательно приходили, блюли стародавний обычай, ждали светлый Троицын день, готовились к нему. Как готовились. Накануне никто не работал — все убирались по дому, по двору и мылись в бане. В субботу, кто помоложе, привезут березок, нароют ямок в ограде, противу дома на улице «посадят» те березки в ямки, польют хорошо водой и после всю-то неделю стоят дерева живыми — вся деревня в зеленом цвету. К этому, березовыми ветками украшали наличники окон, ворота, калитки, а какая же радость объявлялась ребятне, когда в доме набрасывали на пол душистую, только что скошенную траву: катайся, кувыркайся вволюшку!

Ну, а раньше, на неделе, в Семик — это в четверг, девки приходили вот сюда же, в рощу, заламывали вети и трепетно завечали: если к воскресенью, к Троице, завянет ветка заломленная — замуж выйдешь в этом году!

Девки платья надевали на Троицу только однотонные: из розовых, малиновых, желтых, голубых, синих материй. И вот к полудню собирались на Горушке, смотрели заломленные березки, рвали цветы и завивали венки. А парни, бывало, пообчистят скородельную трость из той же березы, навздевают на нее, кто венки, кто цветами увьет-обвяжет и после с девками с общей песней сойдут с горы в деревню — красиво, любо смотреть! У парней-то цветы не только на тросточках, а и за ремешком околыша фуражки, в петлях рубах… Остановятся на мосту через Бежанку, а тут уж и стар, и млад.

Поют молодые:

Как на этой на долинке,
На широкой луговинке,
На мятой траве, на лазоревой.
Там девушки гуляли
И цветочки ярки рвали.
Веночки плели,
К реченьке несли.
По венкам девки гадали —
В быстру реченьку бросали,
Чей венок всплывет,
Милый отоймет…

А после этак манерно пойдут девки хороводными кругами по деревенской улице. Ребята, конечно, следом. И тоже поют:

Стой чистый, мелкий березник,
Стой, не рассыпайся,
Стой веселый хоровод,
Стой, не распадайся.

Что только в Троицу из хорошего, веселого не объявлялось для всех! В этот день уж обязательно в каждом доме и блины, и яичница. Ставили ее в печь в нескольких хлебальных чашках или глубоких семейных сковородах. Одну-то посудину кто-нибудь с улицы украдет. Даже радовались старшие, что украдут, нарочно до обеда уйдут из дому к тому же мосту, а двери-то оставят полы. Чашку там или сковородку после парни притащат, поставят на завалину, окликнут хозяйку, потешатся смехом: «Тетка Авдотья, вроде сковородка-то ваша, чевой-то она лежит на улке…» Все это, конечно, делалось не из наглого озорства, а по давнему, заведенному обычаю. Ну, а дале, как вернутся семейные от моста, от Бежанки, в которую девки венки бросали, смеху-то в доме! За обедом праздничным детки «строжатся» над старыми домовниками, выговаривают: как так, что яишенку не укараулили, не упредили кражу?!

Сама душа несла прежде молодых на Горушку. Душой-то, наверняка, многие девки с парнями и сейчас тут, а не явились они впервые сюда потому, что начальствующий «актив» загодя оповестил: березняк, он колхозный и частным образом ломать его, рубить, а равно и вытаптывать сенную поляну категорически воспрещается, как опять же угодье есть артельная неприкосновенная собственность и посягательство на нее будет караться установленным порядком. Постановлением же был заклеймен и «религиозный дурман». А Троицын день «актив» объявил рабочим. Всем наличным мужикам и парням надлежало нынче ставить скотный двор для общественного животноводства.