Чума теней

Но слово не умела держать не девочка.

– Папа! Ты же, когда его дарил… а купеческое слово?!

– А ты что мне, клиент, заказчик, кредитор? Нет, всего лишь родная дочь. Если бы все деньги и ценности, которые раздаёшь этим своим лизоблюдам, были настоящими, ты б даже такую торговлю, как у нас, под откос пустила.

Ловило был приятно удивлён, что Бличу достаточно подержать камень секунду в руке, чтобы понять, что он не настоящий. Он принёс мальчику на испытание ещё несколько камней. Почти не глядя, мальчик определил, какой из них фальшивый.

– Да ты феномен, парень! Когда отойдёшь от приключений у моей толстушки, приходи в контору, поговорим. Ты долго этому учился?

– Никогда не учился. Это природный дар. Мы чувствуем драгоценные камни, хотя и равнодушны к ним. Не ценим в том понимании, которое вкладывают в это слово люди. И узнаём, есть ли в золотой монете приплав меди, мы тоже без труда. Ах, если б и в людях фальшь было так легко найти, как в золотой монете.

– Кто – мы? Почему равнодушны? А, не важно. Парень, ты должен работать на меня! Обязательно загляни после моей свадьбы! Предложение будет интересным. А сейчас поешь на дорожку. Ещё раз извинения за поведение дочери.

Купец ушёл куда-то, а Блич воспользовался приглашением подкрепиться перед дорогой. Пока он ел, вокруг него бегала малышка Лу и таскала жемчуга, рубины, изумруды, монеты, умоляя остаться. Видя, что никакие драгоценности мальчику неинтересны, она начала складывать у его ног самое дорогое: куклы и прочие игрушки.

– Мы будем играть, во что ты хочешь. Мы будем делать то, что ты хочешь. Не бросай меня. Бросать – плохо. Друзья так не поступают!

Блич очень хотел её пожалеть. И было за что: слёзы текли ручьями, а в голосе сквозило самое настоящее отчаяние. Она привязалась к нему и понимала, что он может дать то, чего никогда не дождёшься от друзей за деньги.

Но у Блича просто не осталось сил на жалость. Он был измотан, измочален и мечтал только об одном: прижать к груди сестру, тётю Инге и кузена Ти, попросить прощения у дяди и у Найруса, а потом лежать под светильником с запахом имбиря в секретной позе для чтения, но не читать, а просто слушать часики с котёнком. И так – дня два.

Он уже заканчивал трапезу, когда Лу принесла из кабинета отца какую-то бумагу.

– Ну, ты возьмёшь от меня хотя бы одно кольцо на память?

– Хорошо, – сдался Блич, – но только не слишком дорогое. А бумага зачем?

– Подпиши, что ты не имеешь ко мне никаких претензий. Что не потащишь нас с папой в суд, обвиняя, что удерживали насильно.

Блич, не глядя, подписал. Впрочем, даже если бы посмотрел, всё равно бы ничего не прочёл: он уже мог свободно говорить по-блейронски, но блейронской грамоты не знал.

Девочка надела на палец Блича кольцо, потом попросила зачем-то надеть второе кольцо ей и поставила под росписью мальчика свою закорючку.

– Ну, всё, я пойду. Прощай, малышка Лу.

– И куда ты уходишь из собственного дома?

– Эээ… ты мне что подписать дала, вредная девчонка?

Лу загадочно улыбнулась и подняла брови.

– Да слыханное ли дело, господин Ловило, чтобы взрослый парень дитё малое в жёны брал. Грех!

– Не лезь не в свою карету, здесь есть кому подумать о грехах. С нами сам верховный священник столицы.

– Сын мой, не тревожься. В исключительных случаях заветы позволяют это сделать. А тебе, Ловило, напомню, что работаю в долг. Ты ещё за обратный постриг монахини до конца не расплатился.

– Как только получу контроль над всеми деньгами, обещаю, вы получите сполна, отче. Старуха накопила такое состояние, что куш на миллионы тянет. Слово я держу, должны помнить ещё по тому времени, когда я ваш двор убирал.

– Господин Ловило, господин святой отец, да как же взрослый и…

– Угомонись, Вык! Никто тебе не подсовывает малышку в постель, мало того, я тебе причиндалы отрублю даже за подобные мысли. Ты супруг лишь по бумаге. Кстати, бумаги уже оформлены, тебе только подписать.

– И что ж… я после этих бумаг…

– Да, станешь вместе со своей супругой распорядителем всего состояния. Но это на бумаге, а на деле…

– Вы, господин, всё будете вершить.

– И если ты осмелишься…

– То трижды пожалею. Я помню, господин Ловило.

Трое – готовый плясать от радости Золотой Бочонок, его запуганный слуга с явными признаками умственной деградации на лице и священник, знакомый Ловило ещё по прежней бедной жизни, – вошли в дом. Прямо в холле их встретила хихикающая и потирающая ручки малышка Лу, а с ней возмущённый Блич.

– Господин Ловило! Ваша дочь окончательно рехнулась, простите за грубость! Она надела мне на палец какое-то кольцо, обманом заставила подписать некую бумагу… и, представьте себе, утверждает, что мы теперь с ней супруги!

Блич ожидал, что Ловило или засмеётся, или начнёт рассыпаться в извинениях, но купец моментально побледнел, вцепился в занавеску, чтобы не упасть, и ослабил ворот, чтобы не задохнуться. Священник посмотрел бумагу и закатил глаза. Слабоумный слуга глупо улыбался.

– Я… – Ловило протянул руку к документу о браке, – я порву эту бумагу в клочья!

Священник воспротивился.