Чуть позже зажглись фонари

Кинофильмы Димон обычно смотрел, как смотрят впервые мультики маленькие дети – раскрыв рот (в прямом смысле) и не отрываясь. И сейчас он не смог оторваться от острого сюжета – и, только махнув рукой, пробормотал: «Потом». Утром он уехал в деревню: там вовсю шло восстановление дома. Позвонил он ночью, нетрезвый. Это было странно: с того дня, когда Димон как бы получил «знак» через заболевшую руку, он фактически не выпивал. Ну, может быть, крайне редко – два глотка хорошего коньяка или бокал шампанского в новогоднюю ночь.

– Я тут в бане, – произнес он, спотыкаясь на каждом слове, – и вот звоню, чтобы сказать: я живу под крышей твоей удачи и, если ты меня бросишь, я жить не буду, что-нибудь с собой сотворю, поняла?!

– Поняла, – сказала я.

* * *

В новогоднюю дочь Димона с нами не было: он остался со своей новой любовницей в городе Н. И даже не позвонил. Аришка по-прежнему пребывала в полукоматозном состоянии: еле-еле удавалось ее покормить, с постели она уже почти не вставала, но согласия обследоваться в клинике никак получить у нее не удавалось. Она мотала головой и шептала: «Нет, в больницу не поеду ни за что». И в новогоднюю ночь ничего не изменилось. В доме точно повисло что-то темное, что, разрастаясь, как прозрачные водоросли, погружало нас с дочерью в какое-то пугающее отчуждение: Аришка со мной не разговаривала, молчала и я. Новый, 2014 год я встретила за компьютером, слушая поздравительный спич президента.

Димон не звонил больше месяца, но в конце января вдруг прорезался и сообщил, что вторую неделю опять болен, слабость, снова кашель, но терапевт утверждает, что в легких чисто, а состояние все равно препаршивое. Инка договорилась со своими знакомыми врачами – придется лечь в начале месяца на обследование. Так что денег не ждите, прибавил он, выкручивайся, как хочешь.

– Но Арина больна!

– Ерунда. Не верю!

– Приезжай – увидишь! Она в тяжелом положении, ей нужно питание, витамины, может быть, домашний врач и психотерапевт. У меня уже нет денег.

– Картинку свою какую-нибудь продай.

– Это не так быстро, а ей нужна экстренная помощь!

– Молодой организм сам справится. А вот я…

И связь прервалась.

В ту же ночь мне приснился Димон, собирающий вещи в дорогу и над каждой почему-то подолгу раздумывающий, подходит она ему или не подходит. Казалось, что он в каком-то сумеречном состоянии сознания: вот он завис над шерстяными черными носками, взял их в руки и выронил один; черный носок на светлом полу зашевелился, под ним оказалась мышь, она вынырнула из-под пушистой шерсти и тут же юркнула за тахту, на которой были разложены Димоновы рубашки. И, выбрав одну, он снова держал и держал ее в руках, потом повесил рубашку на спинку квадратного кресла, в котором обычно сидел, когда работал над книгами, его отец, и стал перебирать костюмы, сваленные прямо с плечиками на ту же тахту. Внезапно он обернулся и посмотрел на меня (хотя я точно знала, что меня не было в этом сне). Тут же в сон косой полосой врезалось прошлое: мы на берегу моря, это Димон, я и маленькая Аришка, я сижу с книгой, Аришка возится у воды, строит из влажного песка замок, а Димон, даже не глянув на меня и дочь, начинает идти по песчаной кромке берега, он идет все быстрее и уходит от нас все дальше, вот уже он в костюме, а не в купальных плавках, он идет теперь не вдоль моря, а по какой-то пустынной дороге, и еще отчетливо видна его спина, но я знаю во сне, что скоро мы его не увидим, меня охватывает жалость к нему, и Димон, приостановившись, оглядывается и спрашивает: пойдете с Аришкой со мной? Димон очень далеко, но его глаза отделяются от лица и приближаются ко мне: в них горит ледяная ненависть. Я в замешательстве, с усилием отвожу от его прозрачных ледяных глаз свой взгляд и с тревогой смотрю на ребенка. И в этот момент рядом с нами оказывается совершенно незнакомый мужчина, одетый по-городскому, а не по-пляжному, который, я точно знаю это во сне, появился, чтобы помочь, защитить, не дать нам отправиться за Димоном вслед, он смотрит на меня и, остановившись невдалеке, закрывает собой вид на пустынную дорогу, по которой Димон уходит, и когда я снова вижу берег – берег пуст, дороги нет.

И Димона больше нет.

Аришка плачет, я наклоняюсь и вытираю ей слезы пляжным полотенцем.

– Больно! – плачет она. – Жесткое! Оно жесткое!

Когда я распрямляюсь, я больше не вижу мужчины, закрывшего от нас уходящего Димона. Или нас от него. Мы на пляже одни. Пора домой.

* * *

И второй сон через несколько дней. Мы заходим с маленькой Аришей в нашу квартиру: стены ее почернели, мебель сломана, двери болтаются, почти сорванные с петель.

– Ужас, мама, это не наш дом! – кричит Аришка.

– Наш, доченька, – отвечаю ей, – просто по нему пролетел смерч.

– Торнадо?

– Да.

– Как оно могло попасть в дом?

– Не знаю. Но мы все отремонтируем, все восстановим… А пока потерпи.