Чувство Магдалины

Потом Маша позвонила Платону, чтобы сообщить ему о случившемся. Платон уже знал – Антон таки до него дозвонился. Маша спросила сухо:

– Ты в аэропорт завтра поедешь?

– В аэропорт? А зачем?

– Антона встречать…

– Ах да. Конечно. Конечно, я поеду. Совсем ничего не соображаю, прости. Конечно, надо его встретить. Спасибо, что напомнила… До сих пор не могу в себя прийти – как же так получилось? Вот так живешь себе, живешь… Все под богом ходим, да…

Он говорил, и Маша слышала виноватые заискивающие нотки в его голосе. Отчего-то было ужасно неприятно их слышать. Будто он не по Ольге горевал, а за себя извинялся.

В аэропорт Маша приехала раньше Платона. Он нашел ее в зале прибытия, лицо его было растерянным и гневным одновременно. Впрочем, причина гнева тут же и выяснилась.

– Прибытие рейса задерживается на три часа, представляешь? Я мчался как сумасшедший, думал, опаздываю, а они прибытие задержали! Не представляю теперь, что мне делать?

– Что делать, что делать… Ждать… – тихо ответила Маша, не глядя на Платона.

– Но дело в том, что я не могу ждать! Никак не могу! Мне на процессе через два часа надо быть, иначе никак! Иначе я людей подведу. Никак, понимаешь? Ну что ты молчишь, Маша? Да, пусть я в твоих глазах сволочь последняя, но – никак! Профессия у меня такая – хоть умри, но на процессе надо быть обязательно!

Наверное, со стороны они представляли собой странную пару. Маша стояла молча, как соляной столб, смотрела прямо перед собой, а Платон размахивал руками, приседал и мотал головой, повторяя свое «никак, никак». Наконец Маша произнесла тихо, не поворачивая головы:

– Уезжай, Платон. Да, я все поняла. Ты не можешь, у тебя процесс.

Платон вдруг замер и побледнел, будто она произнесла что-то для него оскорбительное. Потом сощурил глаза, шагнул к ней… Казалось, он вот-вот крикнет что-нибудь гневно уничижительное, возмущенное ее холодным спокойствием, что-нибудь из разряда неконтролируемого базарного хамства – да кто ты, мол, вообще такая, чтобы…

Не выбросил, сдержался. Да и не смог бы, наверное. Выдохнул, отер влажные щеки тыльной стороной ладони, произнес хмуро:

– Ладно, я поехал. Передай Антону, что позвоню, как смогу.

– Хорошо, передам, – тихо отозвалась Маша.

Платон ушел, а она так и осталась стоять на прежнем месте, вглядываясь в толпу людей, скопившихся на выходе из зала прилета. И стояла до тех пор, пока не услышала, как вежливый голос диспетчера объявил о прибытии рейса из Праги.

Антон вышел к ней бледный, горестно возбужденный, с красными от бессонницы глазами. Заговорил торопливо, проглатывая концы слов:

– Ты меня встречаешь, да? А где Платон? Не смог? Ладно, это не важно… Сейчас мне надо в морг поехать, проследить за всем… Как привезут, как выгрузят… Потом в похоронное агентство. Ты за рулем, Маш?

– Нет, я на такси приехала… – удивленно пожала Маша плечами. Антон даже не помнил, что она отродясь не водила машину.

– Хорошо, я тоже такси возьму. Ну что, идем?

– Идем. Я с тобой поеду, Антон.

– Конечно, со мной. А как же иначе?

– Нет, ты не понял… Я везде поеду вместе с тобой. И в морг тоже. И еще, куда нужно будет. Хорошо?

– Да, конечно… Спасибо, Машенька. Если честно, уже не могу находиться один. Это как сумасшествие… Представляешь, я сам с собой разговаривать стал. Может, я и впрямь схожу с ума, а?

Маша глянула на него сбоку, и все в ней сжалось то ли от боли, то ли от страха. Антон и впрямь походил на сумасшедшего. Глаза горели белым огнем, кожа на лице неровно переходила от сине-бледной у подбородка к желто-зеленой под глазами, всегда аккуратно зачесанные волосы топорщились в разные стороны седым ежиком. И даже эта свежая седина не так пугала, как выражение его глаз, как отрывисто истерическое бормотание…

– Я вдруг понял, Маш, что совсем не умею жить без Ольги. Мы же с ней со школы, с пятого класса. Срослись телами и душами, как сиамские близнецы… А теперь что? Да, тела можно разъединить, наверное. А с душами-то, с душами что делать? Ты мне только правду скажи, Маш… Скажи, я тебе верю, ты не обманешь. Я схожу с ума, да?

– Нет… Нет, что ты, – поспешила заверить его Маша. – Это горе, Антон. Это ужасное горе, что Ольга умерла, но горе потом уйдет, и тебе легче станет…

– Нет, не станет. И зачем я потащил ее в Прагу, зачем? Только из Берлина прилетели, там такие трудные переговоры были с поставщиками, она не отдохнула совсем… А я ее через две недели в Прагу потащил! А она перелеты туда-сюда плохо переносит! Может, этот проклятый тромб и образовался в ней из-за этих перелетов! Но я ж не знал! Да если б я знал…

– Тебе что, врач про это сказал? Что тромб из-за перелетов образовался?

– Нет… – покачал головой Антон. – Нет, это я сам так решил…

– Перестань себя казнить, Антон. Ты ни в чем не виноват. Перестань…

Они вышли к стоянке такси, уселись в первую попавшуюся машину, поехали в город. Антон сидел рядом с Машей на заднем сиденье, снова говорил без умолку, и было видно, как водитель прислушивается к его речи с опаской.